Сын менестреля

Морил принял слова Ганнера всерьез и обследовал весь дом. Он обнаружил два сада и кухню. Заглянул в чуланы и тесные комнатки под крышей, но между вылазками, сам не зная зачем, выходил на конюшенный двор. Повозку поставили там в каретный сарай – в том виде, в каком она приехала, – с винной бутылью, квиддерами и прочим, вплоть до связки лука под козлами. Повозка ничуть не изменилась, но почему-то выглядела теперь маленькой, запыленной и немного поблекшей. Морил долго разговаривал с Олобом, который понуро стоял в стойле поблизости и, похоже, был рад компании. Морил стащил для него на кухне сахару. Это оказалось нетрудно, потому что там стояла ужасная суета – готовился свадебный пир. Олоб вежливо съел сахар, но радостнее не стал.

– Бедняга, – печально проговорил Морил. – Тебе тоже невесело.

К вечеру дом Морилу так наскучил, что он уже готов был выйти и погулять по городу. Но Маркинд не внушил ему желания познакомиться с ним поближе. Мальчик побродил по двору конюшни, а потом ушел в один из садов. Там он встретил Брид. Похоже, на душе у нее творилось то же, что и у него, поскольку она сидела, сняв свои вишневые сапожки и свесив ноги в пруд с золотыми рыбками.

Они обменялись печальными вежливыми улыбками, и Морил ушел во второй сад. У себя за спиной он услышал голос Ганнера:

– Милая моя девочка! Ты так до смерти простудишься. Пожалуйста, вытри ноги и надень свои сапожки. Твоя мама будет беспокоиться.

Морилу было жаль Брид. А потом ему стало еще жальче – очень-очень жалко – самого себя. Этот дом был клеткой, и Морилу отчаянно хотелось из нее вырваться. Он принялся озираться по сторонам, наверх – всюду. И крепкий плющ, вросший в толстую желтую стену, подсказал ему, что делать. Морил ухватился за него и начал карабкаться наверх.

Это оказалось удивительно легко – не считая самого последнего участка, где пришлось использовать в качестве опоры для ноги довольно далеко отстоящую выбоину в крошащейся стене и подтянуться на руках. А потом Морил очутился на просторной освинцованной крыше. Тут было великолепно! Он окинул взглядом город, долину и другие долины, расстилавшиеся за ней. Повернулся на север и посмотрел на туманные синие вершины вдалеке – куда ему так хотелось отправиться и куда должен был вскоре уехать Киалан. Счастливец Киалан! Морил принялся расхаживать по крыше и вокруг дымовых труб. Он обошел внутренний двор и заглянул в сады.

А потом перебежал по узкому переходу на другое крыло дома и заглянул в другой внутренний двор.

Там был Ганнер, перепуганный и размахивающий руками.

– Слезай! Немедленно слезай вниз!

Морил посмотрел вниз. Там оказались водосточная труба и удобный ряд окон. Он послушно свесил ноги с края крыши.

Ганнер остановил его хриплым криком:

– Нет! Стой! Хочешь сломать шею? Подожди!

Он убежал и вскоре вернулся в сопровождении целой толпы людей, которые несли лестницу. За ними бежали несколько перепуганных горничных и старая нянюшка, заламывающая руки.

– Утеночек мой! Ах мой утеночек!

Морил печально сидел на краю крыши, болтал ногами и глядел, как они возятся с лестницей. Теперь он понял, что с Ганнером не так. Уж больно тот был суматошный.

Лестница наконец стукнула по стене рядом с тем местом, где он сидел.

– Теперь можешь слезать! – крикнул Ганнер. – Спускайся очень осторожно!

Морил вздохнул и перелез на лестницу. Он спускался довольно медленно – из чистой вредности. Он решил, что когда слезет достаточно низко, то скажет: «Вы же разрешили мне ходить, куда я захочу!» Когда ему показалось, что он спустился достаточно низко, и уже повернулся, собираясь заговорить, во внутреннем дворе появился какой-то человек – светловолосый с голубыми, холодными глазами. Увидев Морила в двадцати футах над землей, на длинной лестнице, он на секунду остановился, пристально на него глядя. Потом пожал плечами, подошел к Ганнеру и что-то ему сказал. Ганнер ответил. Мужчина снова пожал плечами, бросил еще пару слов и неспешно ушел со двора.

Морил забыл, что собирался сказать. Вместо этого он быстро спустился и сразу же спросил:

– Кто был тот человек? Светловолосый, который разговаривал с вами?

Ганнер беспокойно отвел глаза – так беспокойно, что Морил задохнулся и почувствовал тошноту.

– О… э-э… Просто один из моих гостей, – ответил он. – И больше никогда, никогда не забирайся на крышу. Она очень высокая, а кровля скользкая. Ты же мог разбиться!

– Насмерть, утеночек мой! – охнула нянюшка.

Морил пропустил долгий выговор Ганнера и его нянюшки мимо ушей. Они в любом случае стали бы ему выговаривать, но Морил был почти уверен в том, что Ганнер ругает его главным образом для того, чтобы не обсуждать светловолосого. Морилу и не хотелось его обсуждать. Единственное, что ему хотелось, – это пойти и разыскать Линайну.

Мать оказалась в большом зале. Предположительно на этом самом месте Кленнен пел, а потом сыграл свою шутку над Ганнером семнадцать лет тому назад. Линайна весело распоряжалась установкой столов для свадебного пира – и делала это так, будто всю жизнь только этим и занималась. Морилу пришлось дернуть ее за рукав, чтобы она его выслушала.