Сын цирка

Оба они посмотрели на Фарруха, у кого на тему «какой он, Мартин Миллс» в голове было абсолютно пусто. Ни одна картинка не вспыхнула в его мозгу, хотя миссионер ухитрился подискутировать с ним, прочесть ему лекцию и даже поучить, находясь притом в голом виде.

– Он какой-то одержимый, – осторожно предположил Фаррух.

– Одержимый? – спросил Дхар.

– Liebchen, и это все, что ты можешь сказать? – удивилась Джулия. – Я ведь слышала, как он что-то говорил в ванной!

– В ванной? – спросил Джон Д.

– Он очень решительный, – ляпнул Фаррух.

– Полагаю, это и должно следовать из его одержимости, – с сарказмом сказал Инспектор Дхар.

Доктор возмутился – они хотели, чтобы он выдал им характер иезуита только на основании одной лишь столь странной встречи?

Доктор Дарувалла не знал истории еще одного одержимого – величайшего одержимого XVI века Игнатия Лойолы, которым так вдохновлялся Мартин Миллс. Когда Лойола умер, так и не позволив при жизни написать его портрет, братья ордена решили запечатлеть образ умершего. Это попробовал сделать знаменитый художник, но у него ничего не получилось. Последователи заявили, что посмертная маска, снятая неизвестным, тоже не передавала истинного лица отца-иезуита. Еще три художника также попытались ухватить его образ, но у них была для этого лишь посмертная маска. И тогда все пришли к выводу, что Бог не хочет, чтобы изображали его слугу Игнатия Лойолу. Доктор Дарувалла не знал, как дорога Мартину Миллсу эта история, однако новому миссионеру, несомненно, польстили бы те усилия, с какими доктор пытался описать даже такого неоперившегося слугу Господа, как этот простой схоласт. Фарруху показалось, что он нашел точное слово, – но он тут же забыл его.

– Он хорошо образован, – выдавил из себя Фаррух; Джон Д. и Джулия тяжело вздохнули. – Черт подери! Он непростой! – воскликнул доктор. – Слишком рано делать о нем выводы!

– Тсс… Ты его разбудишь! – сказала Джулия Фарруху.

– Если слишком рано делать о нем выводы, – заявил Джон, – тогда слишком рано решать, хочу ли я встретиться с ним.

Доктора охватило раздражение – именно так и выражался Инспектор Дхар.

Джулия знала, о чем думает ее муж.

– Лучше помолчи, – сказала она ему.

Джулия заварила кофе для себя и Джона Д., а Фарруху приготовила чашку чая. Чета Дарувалла проводила взглядом своего любимого киноактера, покинувшего их через черный ход. Джон любил пользоваться черной лестницей, чтобы его никто не видел; раннее утро – всего лишь около шести – это было время, когда он мог беспрепятственно прогуляться от Марин-драйв до отеля «Тадж»: никто его не узнавал и не окружал. В этот час только нищие приставали к нему, а они приставали ко всем одинаково. Нищим было безразлично, что он Инспектор Дхар; многие из них ходили в кино, но какая-то там кинозвезда ничего для них не значила.

Тренировка по стойке смирно

Точно в шесть утра, когда Фаррух и Джулия вместе принимали ванну – она намыливала ему спину, а он намыливал ей груди, но до более серьезных амуров не доходило, – Мартин Миллс проснулся под умиротворяющие звуки молитв уролога доктора Азиза. «Хвала Аллаху, Господу миров…» – доносились с балкона пятого этажа заклинания доктора Азиза, обращенные к Аллаху, и новый миссионер тут же встал. Хотя он спал менее часа, иезуит чувствовал себя как человек, спавший всю ночь; взбодренный таким образом, Миллс выскочил на балкон, где, глянув вниз, стал свидетелем утреннего ритуала доктора Азиза, совершаемого на молитвенном коврике. С наблюдательного пункта шестого этажа открывался изумительный вид на залив Бэк-Бей. Мартин Миллс видел Малабар-Хилл и Нариман-Пойнт; вдалеке на Чоупатти-Бич уже скапливался народ. Однако иезуит приехал в Бомбей не ради красивых видов. Он с крайней заинтересованностью следил за молитвами доктора Азиза. Всегда можно чему-то научиться у святости других людей.

Миллс не принимал молитву просто на веру. Он знал, что молитва – это не размышление, но также и не бегство от размышления. И она – вовсе не простая просьба. Наоборот – молитва была поиском наставления, поскольку всем сердцем Мартин хотел узнать волю Божью, а чтобы добиться такого уровня совершенства – слиться с Богом в мистическом экстазе, – надо было обладать терпением мертвеца.

Наблюдая за тем, как уролог Азиз сворачивал молитвенный коврик, Миллс решил, что самое время выполнить очередное упражнение под названием «Неподвижность» из книги отца де Мелло «Восточные практики для христиан». Большинство не ценит умение стоять совершенно неподвижно, а ведь это к тому же и больно, но Мартин в данном упражнении был хорош. Он замер, и спустя десять минут пролетавший мимо пальмовый стриж с хвостом-вилкой чуть не опустился ему на голову – однако птица метнулась прочь, испугавшись не того, что миссионер мигнул, а света, отразившегося в его глазах.