Сын цирка

Тем временем доктор Дарувалла, продираясь сквозь «письма ненависти», обнаружил в одном из них банкноту в две рупии. Письмо было Инспектору Дхару, с адресом киностудии на конверте. На стороне с номером банкноты большими буквами было отпечатано предупреждение: «ТЫ ТАКОЙ ЖЕ ПОКОЙНИК, КАК ЛАЛ». Доктор, конечно, покажет это заместителю комиссара полиции Пателу, однако Фаррух и без подтверждения детектива чувствовал, что на пишущей машинке печатал тот же самый сумасшедший, что оставил послание на банкноте, найденной во рту мистера Лала.

Затем в спальню влетела Джулия. Она заглядывала в гостиную – проверить, спит ли еще Мартин Миллс, но его там не оказалось. Стеклянные двери на балкон были открыты, однако миссионера она там не заметила – столь недвижим он был. Доктор сунул две рупии в карман и бросился на балкон.

На этот момент миссионер уже перешел к новому молитвенному упражнению отца де Мелло – одному из тех, что касались «ощущений тела» и «контроля мыслей». Мартин поднимал правую ногу, выставлял ее вперед и затем опускал на пол. При этом он напевал: «Поднимаем… поднимаем… поднимаем. Переносим… переносим… переносим. Ставим… ставим… ставим». То есть он просто разгуливал по балкону, но крайне замедленно, при этом называя вслух свои движения. Мартин Миллс напомнил доктору Дарувалле пациента из кабинета физиотерапии, выздоравливающего после недавнего инсульта: миссионер как бы одновременно учился говорить и ходить, при весьма скромных успехах в этом деле.

Фаррух на цыпочках вернулся к жене.

– Вероятно, я недооценил его травмы, – сказал доктор. – Придется взять его с собой в госпиталь. Хотя бы на время – лучше за ним присматривать.

Но когда супруги Дарувалла осторожно приблизились к иезуиту, тот уже был в своей церковной одежде и что-то искал в чемодане.

– Они взяли у меня только «бусы грешника» и мирскую одежду, – заметил Миллс. – Придется прикупить что-нибудь местное, дешевое. Слишком пафосно – появиться в колледже в таком виде, – засмеялся он, пристегивая пугающе белый воротничок.

Конечно, не дело разгуливать в таком виде по Бомбею, подумал доктор Дарувалла. Требовалась какая-нибудь одежда, которая подошла бы этому сумасшедшему. Возможно, я мог бы договориться, чтобы миссионеру побрили голову, подумал доктор. Джулия с изумлением смотрела на Мартина Миллса, но как только он начал (опять!) пересказывать подробности своего приезда в Бомбей, то абсолютно очаровал ее, и она стала вести себя то кокетливо, то застенчиво, как школьница. Для человека, принявшего обет целомудрия, иезуит на удивление свободно держался с женщинами – по крайней мере, с немолодыми, подумал доктор Дарувалла.

Сложности предстоящего дня были для доктора Даруваллы столь же устрашающи, сколь и идея провести ближайшие двенадцать часов с железным обручем на ноге, от которого отказался миссионер, или в компании разъяренного Вайнода, размахивающего плеткой миссионера.

Мешкать было нельзя. Пока Джулия наливала Мартину чашку кофе, Фаррух поспешно прошерстил библиотеку, собранную в чемодане иезуита. Книга отца де Мелло «Садхана: путь к Богу» особенно заинтриговала доктора, поскольку в ней он обнаружил потрепанную страницу и с нажимом подчеркнутое предложение: «Одним из самых больших врагов молитвы является нервное напряжение». Кажется, теперь понятно, почему я не молюсь, подумал доктор Дарувалла.

В холле доктору и миссионеру не удалось ускользнуть от бдительного жильца с первого этажа, члена Общества жильцов мистера Мунима.

– Ага! Вот и ваша кинозвезда! А где ваш карлик? – заорал мистер Муним.

– Не обращайте внимания на этого человека. – сказал Фаррух Мартину. – Он абсолютно сумасшедший.

– Карлик в этом чемодане! – воскликнул мистер Муним, после чего пнул чемодан схоласта, что было ошибкой, поскольку на ногах у него были всего лишь жалкие шлепанцы. По типичному выражению боли на лице мистера Мунима было ясно, что он соприкоснулся с одним из самых массивных томов библиотеки Мартина Миллса – возможно, с «Компактным словарем Библии», который при всей своей компактности был отнюдь не мягким.

– Уверяю вас, в этом чемодане нет никакого карлика, – принялся объяснять Мартин Миллс, однако доктор Дарувалла потянул его к выходу.

Доктор начал осознавать, что главная черта нового миссионера – это его готовность говорить с любым встречным-поперечным.

В переулке в своем запертом «амбассадоре» спал Вайнод. К боковой двери со стороны водителя прислонился как раз тот «любой», которого доктор больше всего опасался, поскольку чувствовал, что никто не сможет так сильно вдохновить одержимого миссионера, как ребенок-калека, разве что если еще без рук и ног. По тому, каким азартом блеснули глаза будущего священника, Фаррух понял, что мальчик с кривой ступней серьезно вдохновил Мартина Миллса.

Мальчик «Птичий дрист»