Этот вопрос заставил Нэнси задуматься – а сможет ли она узнать Рахула? Еще больше ее беспокоило, что Рахул может узнать
Она лежала на кухонной стойке, глядя на солнце, пока оно не скрылось за соседним зданием. Теперь у меня глаза как у енота, сказала она себе, но затем другая мысль накатила на нее: что, если однажды она окажется рядом с Рахулом и не будет знать, что это Рахул, а тот узнает, кто около него? Вот что ее страшило.
Нэнси сняла солнцезащитные очки, но так и осталась лежать неподвижно. Теперь она думала об улыбке Инспектора Дхара. У него была почти совершенная линия рта, и она вспомнила, что этот изгиб губ поначалу показался ей дружеским, даже зовущим, но затем до нее дошло, что это всего лишь усмешка.
Нэнси знала, что мужчины находят ее привлекательной. За двадцать лет она пополнела на пятнадцать фунтов, но только женщина могла переживать по поводу набранного веса. Пятнадцать фунтов милостиво распределились по ее телу, пощадив лицо и ягодицы. Лицо Нэнси всегда было округлым, но оставалось еще вполне молодым и подтянутым, а груди всегда были хороши – теперь же, для большинства мужчин, они стали еще лучше. Разумеется, они стали больше. Ее бедра сделались чуть крупнее, а талия – чуть шире; ее слишком пышные формы придавали чувственность всей ее фигуре. Талия хоть и стала шире, но сохранилась, а груди и бедра ничуть не опали. Ей было столько же, сколько Дхару, – меньше сорока лет, но не только светлые волосы и белая кожа делали ее моложе – молодила и повышенная возбудимость. Она была застенчива, как девочка-подросток, которая думает, что все на нее смотрят. А это было лишь потому, что ей казалось, будто Рахул следит за ней, куда бы она ни пошла.
Увы, в толпе или в каком-то новом месте, где люди смотрели на нее – а люди неизменно начинали смотреть на нее – и мужчины, и женщины, – Нэнси настолько робела, что ей было даже трудно разговаривать. Ей казалось, что люди глазеют на нее, потому что находят нелепой. В свои «лучшие дни» она считала себя просто толстой. И где бы она ни оказывалась среди незнакомых людей, она вспоминала усмешку Дхара. Она тогда была хорошенькой девушкой, но он не обратил на нее внимания; она показала ему огромный дилдо и попросила (вполне предупредительно) развинтить его. Она также добавила, что освобождает его от необходимости посмотреть, что там внутри. Однако в его усмешке не было даже намека, что она ему интересна; Нэнси считала, что была ему неприятна.
Она вернулась в спальню, сняла неподходящее платье и снова оказалась голой. Она удивилась тому, что ей хочется понравиться Инспектору Дхару; она подумала, что ненавидит его. Однако какая-то странная убежденность непонятно в чем заставляла ее нарядиться ради него. Она знала, что он
Что же на самом деле нравилось Дхару? Ему должно нравиться что-то странное, решила Нэнси. От ее кудрявого лобка к глубокому пупку тянулась еле приметная дорожка светлых волосков. Если натереть живот кокосовым маслом, эти бледные волоски немного потемнеют и станут видней. Если она наденет сари, то можно будет оставить пупок голым. Быть может, Дхару понравится ее пушистый пупок. Нэнси знала, что Виджаю он нравился.
19
Пресвятая Дева Победительница
Еще один автор ищет развязку
Вторая миссис Догар также подозревала, что сексуальные интересы Дхара нетрадиционны. Бывшего Рахула разочаровало, что Инспектор Дхар никак не отреагировал на внимание, проявленное к нему дамой, недавно вышедшей замуж. И хотя и мистер Сетна, и доктор Дарувалла были свидетелями безответного флирта миссис Догар, ни один из этих джентльменов не оценил по-настоящему серьезности намерений миссис Догар. Бывший Рахул отнюдь не легко переносил отказ.
В то время как Фаррух прилагал немалые усилия, чтобы начать первый художественный сценарий, свою первую «качественную картину», миссис Догар тоже намечала план действий; она вынашивала интригу. Минувшим вечером в клубе «Дакворт» вторая миссис Догар во всеуслышание осудила мужа за то, что он слишком много пьет. Мистер Догар не превысил своей обычной нормы – один виски и два пива, – и его удивили нападки жены.
– Сегодня
Она намеренно говорила громко и отчетливо в присутствии не одобряющего все на свете мистера Сетны – ее подслушивали также официант и помощник официанта, – и она выбрала для скандала момент, когда смолкли прочие разговоры в Дамском саду, где ужинали лишь скорбящие Баннерджи, единственные даквортианцы в этот час.