– Твоё место здесь?
– Да.
– Ты – защитник города?
– Да. Защитник.
– Ты – борец с чудовищами?
– Борец.
– Все благодарны тебе за защиту?
– Да.
– Тебя уважают?
– Нет.
– Тебя не уважают?!
– Побаиваются.
– Тебе это нравится?
– Да.
– Ты могучий джинн?
– Могучий. Да.
– К тебе благоволит хан? Он тебе как отец?
– Нет.
– Не благоволит?
– Любит.
– Как отец?
– Вождь.
И вдруг целой фразой:
– Отец меня не любит.
– Ты ошибаешься. Отец тебя очень любит.
– Правда?
Гюнтера обожгло. Столько горечи и надежды было в вопросе Артура, что кавалер Сандерсон едва устоял перед напором детских эмоций – ярчайших в жизни.
– Правда.
Ещё одна горсть песка. Артур сжал кулак, между пальцев начали сочиться струйки дыма. Когда кулак опять превратился в ладонь, на ней лежала сплавленная масса. Гюнтер пригляделся. В стеклянистом комке ясно угадывались черты Николаса Зоммерфельда, чрезвычайного и полномочного посла Ларгитаса.
– Тебя здесь всё устраивает? – сменил Гюнтер тему.
Отец, зафиксировал он. Отец не любит. Любит вождь. Вождь выше отца. Главнее. Значимей. Почему? Потому что вождь? Нет, потому что любит. Вот мальчик и выпрыгивает из шортиков, чтобы заслужить эту любовь. Заслужить, сохранить, удержать. Сжать в кулаке, сплавить в бюст. Почему отец? Почему он не выплавил бюст Кейрин-хана?!
– Да.
– Ты не хочешь отсюда уходить?
– Не хочу.
– Никуда?
– Никуда. Никогда.
– Тебе не нравятся гости?
– Нет.
– Ты боишься, что они уведут тебя отсюда?
– Нет.
– Ты боишься, что они отнимут у тебя любовь Кейрина?
– Нет.
И после долгой паузы:
– Не они. Он.
– Кто?
– Ифрит. Ифрит с булавой.
– Почему?
– Он сильнее.
– Уточни, пожалуйста.
– Вождь сильнее любит тех, кто сильнее.
– Ты хотел убить более сильного?
– Да.
– Ты ещё хочешь его убить?
– Да. Не знаю.
– Он сейчас слабый. Слабее тебя.
– Да.
– Младше тебя. Гораздо младше.
– Да.
– Он вырос без отца. Без матери. Без стены, на которой можно посидеть.
– Да?
– Да. Ты ещё хочешь его убить?
– Да.
Неверный вопрос, понял Гюнтер.
– Ты будешь пытаться его убить?
– Не знаю.
– Твоему отцу здесь плохо. Твоей матери плохо.
Гюнтер подождал, но Артур не стал уточнять, что Регина Ван Фрассен ему не родная мать, а приёмная. Вместо этого джинн взлетел на локоть вверх и повис над гребнем стены.
– Им хорошо, – неуверенно сказал джинн.
– Плохо.
– Хорошо!
– Не злись. Тут нет твоей вины.
– Нет, – повторил Артур. – Я не виноват.
И набычился:
– Мне хорошо. Им плохо. Я виноват.
– Нет. Если тебе хорошо там, где плохо близким тебе людям, в этом нет твоей вины. Так сложились обстоятельства. И наоборот, если тебе плохо там, где им хорошо – они тоже не виноваты в этом.
– Обстоятельства?
– Да.
– Отец меня любит?
– Да. Он просто не умеет это выразить так, чтобы ты понял. Он ведь ходил на битвы вместе с тобой? Когда ты был ещё маленький? Он потерял там руку, так?
– Ходил. Потерял.
– Вот видишь!
– Вижу.
А твой Кейрин – сволочь, едва не подумал Гюнтер. Было чертовски трудно не подумать об этом, а если и подумать, то сделать это незаметно для Артура. Я не прав, сказал себе кавалер Сандерсон. Кейрин, конечно, сволочь, но он спас город. Без него тут все бы вымерли. Превратились бы в каннибалов, горстку отребья. Да, вождь. Требует от меня амулет? Мне это не нравится? А ему не нравится сильный джинн, который не подчиняется вождю. Готов убивать ради своей цели? Если он не будет готов убивать, убьют его. Что, в Ойкумене дела обстоят иначе? В цивилизованной, прогрессивной, гуманной сверху донизу Ойкумене?!
– Нет, – сказал Артур.
Вряд ли он отвечал мыслям Гюнтера. Просто так совпало.
– Он сам выстроил новый поводок.
– Это невозможно!
– Тем не менее, это так.
– Чепуха! Как врач, вы должны понимать…
– Я понимаю, как врач. Кейрин-хан для Артура…
Гюнтер вовремя спохватился:
– Хан для него кумир. Уважение, восхищение, преклонение. Страстное желание оправдать доверие. Артур готов выполнять его приказы и даже просьбы. Это психологическая зависимость. Плюс вера Кейрин-хана, что у него есть волшебный амулет. Плюс условный рефлекс Артура на звуковой сигнал брелока. Все это вместе запустило в мозгу вашего сына нужный драйвер. Кейрин-хан получил доступ к программе контроля, заложенной в мозг Артура вами, доктор Ван Фрассен.
– Кейрин заменил мальчику меня? – тихо спросил посол. – Без этого связь вряд ли бы наладилась. Я прав, кавалер?
Всё-таки Николас Зоммерфельд был очень умным человеком.
Гюнтер промолчал. А что ему оставалось?
– Я не знаю, что делать.
Доктор Ван Фрассен сидела рядом с Артуром. Держала приёмного сына в объятиях, баюкала, как младенца. Артур не сопротивлялся, с равнодушием куклы позволял женщине утешать себя. Глаза его были открыты, но пусты, губы шевелились, но прочесть по ним, что шепчет молодой человек, не получалось. С тем же успехом доктор могла обнимать фонтан.
– Я не знаю, как убедить его, чтобы он больше не трогал Натху. Взять под контроль? Под полный контроль?! Это хуже, чем насилие, хуже тюрьмы…
Доктор крепче прижала Артура к себе. Наверное, она делала ему больно, но Артур не реагировал.
– И потом – поводок. Если требование Кейрина войдёт в конфликт с моим контролем, это разрушит Артуру все шаблоны поведенческих реакций…