— Конечно, нет, — Чанакья скромно потеребил свои волосы. — Но вот Биндусара…
— Меня не интересует ребёнок предательницы. Для меня Дурдхара стала мертва с тех пор, как покинула самраджа.
— Погоди! — ачарья жестом прервал своего бывшего друга. — Ты можешь сколько угодно ненавидеть покойную махарани, но Биндусара ей никто. Он на самом деле сын Тарини и Дхана Нанда.
Глаза Ракшаса расширились и стали стремительно наполняться слезами.
— Я не верю, — только и выдавил он. — Это ложь. Ты всегда лжёшь!
— Нет. Пусть Чандрагупта подтвердит: его родной сын умер, а я спешно привёз ему ребёнка Тарини из Поурава. Биндусара и есть тот мальчик.
И тогда Чанакья поведал ему во всех подробностях историю рождения мальчика. Дослушивал его аматья, отвернувшись лицом к окну, чтобы не показать своё душевное состояние. Разумеется, Вишнугупта не забыл предупредить, что ребёнку лучше никогда не узнать всей правды.
— Пусть растёт в неведении. Ведь мальчику придётся нелегко, если он услышит, что его настоящая мать — предательница, помогавшая мне и Чандрагупте победить его родного отца. Для Биндусары лучше продолжать считать своим отцом Чандрагупту и знать о нём только хорошее, иначе его душа навсегда будет сломана. Ты ведь не хочешь этого? Однако тебе, Картикея, я был обязан сказать правду, чтобы ты не испытывал чувства вины. Ты никого не предашь, начав служить нам, наоборот, поможешь единственному сыну царя, которому давал клятву верности, со временем воссесть на престол. У Чандрагупты нет родных детей. Может, оно и к лучшему. Не будет грызни между многочисленными претендентами на престол. Всем ясно, что именно Биндусара станет следующим царём. Так почему бы тебе не послужить младшему из Нандов, пока ты жив? Успеешь ещё уйти в лес, приняв аскезу.
— Только ему я буду служить! — яростно отозвался аматья. — Но не вам двоим!
— Разумеется, — тонко улыбнулся Чанакья, — однако, помня о том, ради кого ты здесь, завтра в сабхе при всех должен ты поклониться мне и Чандрагупте, иначе твоё возвращение во дворец будет выглядеть подозрительно.
— Никогда! — закричал аматья. — Уж этого вы не дождётесь!
— А как же твои сёстры и мать? С ними может случиться какая-нибудь неприятность.
— Вот и вся твоя прогнившая дхарма, Вишнугупта, — с отвращением вымолвил советник. — Ты праведен, когда тебе это выгодно.
— А я и не скрываю, — улыбка ачарьи ширилась на глазах. — Дхарма — удобный инструмент управления простаками. И праведность с честностью — часть политики. Но ты-то не простак, Картикея. Зачем осуждать меня? Ты сам наверняка не раз пользовался этим инструментом и ещё многими другими ради своего любимого царя. Так почему бы не воспользоваться снова? Ради его законнорождённого сына? Правда, вот незадача. Какой злой рок… Биндусару будут знать в истории как одного из династии Маурьев, а не как потомка Нандов. Он прославит своими подвигами не имя родного отца, а имя отцеубийцы, из-за которого стал сиротой.
Чанакья откровенно издевался на Ракшасом, насмешливо глядя на него.
— Я тебя ненавижу, Каутилья, — только и смог выплюнуть аматья. — Как бы я желал удавить тебя твоей же собственной косой, да сила сейчас не на моей стороне!
— Приходи завтра на рассвете в сабху. Склонись к моим стопам. Скажи несколько слов о моём уме, долготерпении, благости и о величии Чандрагупты, а затем тебе будет позволено воспитывать сына твоего покойного повелителя, пока наш новый самрадж участвует в войнах. Ему-то будет некогда, а вот ты вполне способен посвятить всё свободное время нашему славному Биндусаре… Маурье.
Кипя от гнева, аматья вылетел прочь из покоев Чанакьи, так и не дав ему никакого ответа.
Чандрагупта испытал стыд и вину, когда трясущиеся руки аматьи, покрытые шрамами и зажившими язвами от укусов насекомых, коснулись следующим утром его стоп. Ему захотелось отстраниться, а затем взять аматью за руки и попросить не унижаться, но он не сделал этого. На него глядели подданные и Чанакья. Заранее спланированное представление нельзя было прерывать.
С того дня в его жизни не осталось иной отрады, кроме как смотреть на подрастающего Биндусару. Всё остальное сделалось горьким, как дым от костра, мерзким, как осклизлые, испорченные ладду… Власть и политика, особенно в исполнении Чанакьи, представлялись лужей грязи. О ненависти, испытываемой к нему Еленой, Ракшасом, а теперь и подданными, он отлично знал и не обольщался мыслью о том, что «где-то там в деревнях» его любят. Магадху окружали земли, завоёванные силой, с жителями, полными ненависти к своему угнетателю, ибо освободителем называть того, кто пришёл и поставил их на колени, ни у кого не поворачивался язык даже под страхом смерти. Не поддавались Чандрагупте и Чанакье пока только Калинга и весь юг Индии, включая провинцию Карнатака. Сколько бы сражений Чандрагупта ни затевал — победа над этими землями не давалась в руки.