Бабушка Шура, папина мама, не работала, потому что ей нужно было прокормить, обслужить и обстирать четырех мужиков. Готовила она изумительно. Особенно запомнились пельмени, беляши и заливное из куриных крыльев и голов.
Заливное отпечаталось в моей памяти благодаря такому случаю. В классе третьем или четвертом дети решили подшутить надо мной, связали мои кеды и забросили на печку-голландку. Я полез доставать: поставил стол, на него стул, взял учительскую указку и пытался зацепить ею кеды, чтобы сбросить.
В момент, когда мне это удалось, вошел директор, и пыльные кеды упали ему на голову. Я испугался и пошел не домой, а к бабушке. Как сейчас помню, она поставила передо мной суповую тарелку, полную заливного из куриных крылышек и голов. На всю жизнь во мне осталось воспоминание о вкусе этого интересного блюда.
А с директором все обошлось. Папа забрал меня от бабушки. Мы шли домой молча: я думал, что мне влетит. Папа зашел в магазин, купил мой любимый торт «Ленинградский». Дома попили чаю, а папа так ничего и не сказал. Поговорив с директором, он, умный человек, понял, что я ни в чем не был виноват.
Папа любил, как готовила бабушка Шура, а мама любила папу. Поэтому мама научилась готовить так же, как бабушка Шура, вкладывая в готовку всю свою любовь к нам. Кто бы ни приезжал, мама всегда жарила целый бельевой таз беляшей. Ни разу не случилось, чтобы хоть один беляш остался. К сожалению, мамин рецепт пропал, как и рецепт ее потрясающих пельменей.
Еще она варила творог с яйцом, изюмом и ванилином. Получалась творожная масса, но не мягкая, как все привыкли, а твердая, с фантастическим вкусом. По-своему мама пекла и торт «Наполеон», используя специальный заварной крем. К сожалению, эти рецепты прекрасной домашней еды утеряны.
Я окончил школу с серебряной медалью.
Когда я учился в девятом классе, у папы случился инфаркт, он лег на восстановление на шесть месяцев и, соответственно, перестал работать. Чтобы помочь семье, пришлось подрабатывать в Дорожном исследовательском институте. На станке я выпиливал детали для дорожных испытаний.
В связи с работой я перешел в вечернюю школу молодежи. В обычной школе образование было одиннадцатилетним, а там – десятилетним. Со мной учились мужики лет сорока-пятидесяти, в свое время не получившие образования. Считалось, что коммунист должен выучиться в любом возрасте.
Они перед занятиями выпивали по бутылке винца и сидели со стеклянными глазами, слушали. Любили подшутить. Как-то раз один мужик уснул и пукнул на весь класс. Ну а другие давай на меня: «Боря, ты что делаешь?!» И я, бедный, не знал, куда деваться, раз все мужики на меня показывают.
Вообще они меня любили, подкармливали чем могли, а я им помогал с домашними заданиями. Конечно, им уже нереально было выучить химию или физику, но партия сказала: «Надо!»
Я шел на золотую медаль, но помешал один случай. Учительница по тригонометрии, злобная худая дама в очках, заметила, что у меня все списали контрольную. И поставила условие: «Если признаетесь, я вас прощу».
А мы все привыкли, что один за всех и все за одного, как в книге «Три мушкетера», и, разумеется, промолчали. На экзамене учительница поставила мне четверку, из-за чего золотая медаль превратилась в серебряную.