Сыщики с Нанкин-роуд

Они с отцом были друг на друга довольно похожи; у обоих темные волосы, светлая кожа и зеленые глаза, однако лицо отца начинали бороздить первые морщины. Несмотря на то что отец и тот азиатский господин, что поселился в одном отеле с профессором Мориарти, были, судя по всему, примерно одного возраста, морщины их существенно различались. У того джентльмена они располагались вокруг глаз и в уголках губ, свидетельствуя о том, что он привык улыбаться. Морщинки же Виктора Елинека, напротив, говорили о том, что он человек нервный, чем-то обеспокоенный, часто хмурившийся.

Однако следы, оставленные временем на его лице, ничуть не смягчили сердце Хуберта. Он не чувствовал ни малейших угрызений совести по тому поводу, что собирался увеличить и без того бессчетное количество отцовских забот. В конечном счете, если бы не отец, Хуберт не оказался бы вовлечен в эту историю.

– Профессор Мориарти хочет, чтобы я следил за одним человеком для Бизоньози, – сообщил он отцу вместо приветствия.

Виктор осторожно покосился на своего второго сына. Братик Хуберта был на заднем дворе и сидел прямо на земле, что-то рисуя в грязи пальчиками и о чем-то тихо разговаривая сам с собой. Виктор, по всей видимости, прикидывал, достаточно ли тот мал, чтобы не понять разговора взрослых, а потом повернулся к Хуберту.

– Если именно это он тебе и поручил, – с полной серьезностью ответил отец, – то тебе следует этим заняться.

Кровь Хуберта вскипела от злости. Он изо всех сил сжал кулаки, чтобы не закричать – мать ничего не должна слышать.

– А что он мне поручит в следующий раз? Убить его? Очень жаль, но я не обладаю достаточным опытом в делах подобного рода.

Виктор резко выдохнул, как будто невидимый кулак ударил ему в живот. Хуберт, увидев его реакцию, испытал легкое удовлетворение.

– Хуберт…

– Бизоньози обучит меня тем же трюкам, которые он преподал сыну и невестке старика Костки? – продолжил он, не дав отцу возможности ответить. – Помнишь, что он там по этому поводу говорил? Лично я никогда этого не забуду: «Кое-какие сведения о том, как можно самым незаметным образом убрать человека».

– Не задавай лишних вопросов, – предостерег его отец. – Когда имеешь дело с Бизоньози и его людьми, лучше всего просто подчиниться.

– Прекрасно, – с издевкой отозвался Хуберт. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо говорил с отцом таким тоном. И вообще с кем бы то ни было. – Именно так ты и делаешь все это время, верно? Подчиняешься, не задавая вопросов.

Виктор встал, будто хотел подойти к сыну, но тут же остановился. Младший братишка Хуберта внимательно глядел на них снизу, засунув выпачканные землей пальцы одной руки в рот, а в другой зажав свой ботиночек.

– Я не хотел, чтобы все так сложилось, – сказал отец. – Не хотел, чтобы ты втягивался в дела фабрики, но Бизоньози показалось, что он что-то такое в тебе заметил.

Хуберт почувствовал, что у него сводит желудок.

– Я не такой, как они, – сказал он в свою защиту. – И не такой, как ты.

Виктор ограничился молчаливым кивком. Он не стал выговаривать сыну ни за его слова, ни за тон, которым они были сказаны. Он выглядел опустошенным.

– Я-то думал, что с Мориарти тебе будет полегче, – сказал он наконец. – И уговорил Бизоньози, чтобы он послал тебя к нему, потому что тот выглядел более безобидным, чем Себастьян Моран, но, возможно, я и ошибся… Как его зовут? – вдруг спросил он. – Человек, за которым он поручил тебе следить, кто он?

Хуберт мгновение помедлил, раздумывая, следует ли называть отцу это имя.

Хотел ответить: «Разве ты сам только что не сказал, что вопросов лучше не задавать?» – и убраться, пока не поздно. И не то чтобы он считал себя обязанным сохранить в тайне доверенное ему Джеймсом Мориарти, дело было в чем-то гораздо более важном. Что-то в нем самом подсказывало ему, что это не самая хорошая идея, что лучше бы положить конец этому разговору. К несчастью, Хуберт был слишком зол на себя самого, на отца, на Бизоньози и вообще на весь мир, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу.

– Малек Дворжак, – сказал он, подписывая этими двумя словами приговор им обоим. – Друг сердца принцессы Дарины.

XXVII

С раннего детства Эвелин училась самым разным вещам. Она выучила наизусть, что не следует подходить к разожженному камину или масляной лампе, когда на тебе юбка с турнюром или платье из хлопчатобумажной материи с рюшами, если не хочешь вспыхнуть, как факел. А еще она запомнила, что не стоит днем пользоваться духами с запахом лаванды и вербены, подаренными ей на пятнадцатилетие тетушкой Вайолет, потому что при солнце капли духов могут вызвать страшные ожоги кожи. Ее научили мастерскому подбору и сочетанию цветов в своем туалете, а также избегать тканей, при окрашивании которых применяется мышьяк. Объяснили ей также и то, что самые любимые ее цветы, синие нарциссы, выделяют при горении ядовитый дым. А благодаря печальному опыту ее подруги Пегги Маллиган Эвелин навсегда запомнила и то, что не всем, далеко не всем отшелушивающим кремам имеет смысл доверять.