Сыщики с Нанкин-роуд

– Нужно, чтобы работники отеля верили, что Монтгомери Поул – реальное лицо, – втолковывал ему Вэй Лун. – Но и только. Тебе ни в коем случае нельзя заводить каких-либо отношений – ни с кем-то из них, ни с гостями отеля. Помелькав немного в Шанхае, на оставшееся время года ты вернешься в Англию, но не в Лондон. Будешь жить в каком-нибудь небольшом городке, лучше в сельской местности. Мы обязуемся высылать тебе содержание, чтобы ты мог не работать до того момента, когда мы попросим тебя приехать сюда в следующий раз. И ты должен принять на себя обязательство вести жизнь скромную и тихую. Нам вовсе не нужно, чтобы кто-либо из тех, кто познакомился с Монтгомери Поулом в Шанхае, столкнулся бы нос к носу с Монти Даудом где-нибудь в Лондоне и подлог вышел бы наружу.

Монти было очень трудно понять причину, по которой Джонатану непременно требовался отец. Мальчик явно не стал бы первым богатеньким сиротой, чьим состоянием до достижения совершеннолетия управляет душеприказчик.

И все же вопросов он решил не задавать. Платили ему хорошо, а это было главным.

Последующие визиты таких усилий уже не потребовали. Монти хорошо выучил свою роль в этой постановке. С течением времени он все лучше вживался в нее, все более удобно чувствовал себя в личине Монтгомери Поула. Он и сам знал, что хорошо выполняет свою работу, да и Вэй Лун с Хубертом год за годом также давали ему понять, что все идет как надо.

Время шло, и Хуберт Чех из юноши с горящим взглядом, что когда-то приехал в Лондон нанимать его, превратился в немногословного и упорного молодого человека, который в одиночку взял на себя ответственность за управление отелем «Белгравия». Вэй Лун же, напротив, с годами все больше угасал. Его давняя болезнь вытягивала из него все силы. В последние свои визиты в Шанхай Монти с ним уже не встречался.

И все же больше всего тревог Монти из всей этой компании доставлял не кто-нибудь, а Джонатан Поул, на которого он раньше практически не обращал никакого внимания, если не считать той небольшой пантомимы отношений между отцом и сыном, которую они были вынуждены разыгрывать на глазах у окружающих. Однако при своем последнем визите Монти вдруг понял, что Джонатан вырос, стал почти юношей. Теперь это был уже не ребенок. И очень скоро он сможет сам управлять и своей жизнью, и семейным бизнесом. И отпадет необходимость разыгрывать весь этот фарс: что у него якобы имеется отец и этот отец занимается всеми делами. Скоро, Монти был в этом уверен, его наниматели придумают какую-нибудь отговорку и поставят его в известность о том, что Монтгомери Поулу отныне нет никакой необходимости появляться в Шанхае.

Но допускать такого поворота событий Монти отнюдь не собирался. Он, конечно, мог бы на это пойти, мог бы довольствоваться щедрым содержанием и милым своим домиком в окрестностях Стратфорда, но уж слишком по вкусу пришлось ему быть Монтгомери Поулом, чтобы внезапно отказаться от этой роли. Ему нравилось, что все в отеле относятся к нему с почтением и трепетом, пытаясь всячески ему угодить и завоевать его расположение. Ему нравилось, как прекрасные леди и элегантные джентльмены, с которыми он ужинал при каждом приезде, произносят его полное имя – с явной симпатией и сердечностью, ему нравилось чувствовать себя ровней с ними.

Именно тогда он и вернулся к своему первоначальному вопросу: какова же истинная причина, по которой он им понадобился? Почему нельзя было открыто сказать, что Джонатан – сирота? Весь его богатый жизненный опыт говорил о том, что если люди подобным образом врут, то это значит, что им есть что скрывать и скрывают они что-то серьезное. Задумался он и о том, откуда, собственно, Вэй Лун и Хуберт раздобыли денег, чтобы приобрести такой отель. Может, они их украли. Может, кто-то их по этой причине разыскивает, а если точнее, то разыскивают даже и не их, а мальчика-сироту. Состояние богатого сироты возраста Джонатана вызывало, естественно, гораздо больше вопросов, чем какая-нибудь рядовая английская семья.

Именно по этим причинам, сойдя по трапу на берег после последнего своего визита в Шанхай, Монти не поехал домой. Он купил другие билеты – на судно и на поезд – и отправился в Богемию. У него не было недостатка в сомнениях: и с чего начать поиски, и что он рассчитывал там найти, однако на все эти разыскания в запасе у него имелся целый год.