Та, далекая весна

— До города сорок верст, — сокрушенно вздохнул Говорок, — а время сейчас горячее — сев. Разве письмо написать Стрельцову? Так, мол, и так — всю силу мироеды забрали.

— В письме всего не напишешь — надо увидеть его и рассказать, — вмешался Колька.

— Время ж горячее, а пешком нога меня до города не донесет. — Говорок похлопал себя по левой ноге, которая после ранения у него почти что не сгибалась. — Подводу где сейчас найдешь?

— Мы к Стрельцову пойдем, — решительно заявил Иван.

И вот они шагают по пыльному проселку вдвоем с Колькой. Федя не мог оторваться от пашни. Степан в этом году подрядился во вторые пастухи к мирскому стаду и дорожил этим: на общество работал, а не ломал хребет во дворе у Захаркиных.

Когда Иван сказал матери, что собрался в город искать Стрельцова, Мария Федоровна только головой покачала:

— Опять ты, Иванушка, в сельские дела вмешиваешься. Мало тебе?

Но от похода в город отговаривать не стала.

— Остановись у Троицких. Переночевать у них можно, — наказывала она. — А может быть, письмо от Михаила есть.

Вечером мать испекла четыре лепешки и еще дала на дорогу два миллиона рублей. Не большие по тому времени деньги: если и удастся купить на них, то какую-нибудь мелочь для хозяйства.

Солнце уже повернуло к закату, когда они вдали увидели город. Он разбежался по взгорью деревянными домишками. Только в центре его виднелись каменные дома да в разных концах блистали купола церквей. Они все еще почитали себя самыми первыми в городе и гордо втыкали в небо высокие колокольни или расплывались куполами, как толстые купчихи в цветистых платьях. Под кручей, где обрывался город, меж зелени сверкала неширокая речка. Там и тут по берегам ее, на заливных лугах белели огромные стада гусей. Ими город особенно славился.

Иван с Колькой шли по большаку, обсаженному березами. Деревья, старые, раскидистые, уже закудрявились свежей, молодой листвой. Под одной из берез расположились на короткий отдых. Легли на золотой ковер одуванчиков, подняв вверх ноги и уперев их в шершавый ствол.

— Вань, а найдем мы Стрельцова? — вдруг спросил Колька. — Может, его давно и в городе-то нет.

— Должны найти, — неуверенно ответил Иван.

Мысль о том, что Стрельцов уехал из города или отправился на фронт, не приходила ему в голову, и Колькин вопрос смутил.

Он подумал, потом твердо сказал:

— Не найдем Стрельцова — отыщем газету с декретом и принесем мужикам.

Немного помолчав, Колька опять спросил:

— Вань, а чего ты на самом деле вяжешься в это дело? Земли у вас нет, налога вам все одно не платить. Чего ж тебе другой раз на рожон лезть? Думаешь, Яшка Захаркин…

— Вот из-за Яшки и буду на рожон лезть, — не дослушав, перебил его Иван. — Не дам этому паразиту в селе хозяйничать…

Сказал горячо, запальчиво и сразу остановился.

«Нет, тут что-то не так».

Неужели дело только в Яшке?

И чего он добивается для себя? Как будто ничего. Ведь ему действительно налога не платить. Но он не может примириться с тем, что Парамоновы, Захаркины будут богатеть за счет того же Говорка или Федотовых. Значит, он борется за справедливость не ради себя, а ради других. Как Овод, как Тиль Уленшпигель, Робин Гуд.

И вдруг совсем мальчишеская мысль пришла в голову: собрать, как Робин Гуд, шайку отчаянных парней. У всех кони, шашки. Налетели на село — раз, ра-аз! Всех кулаков — к ногтю. Хлеб — беднякам, лошадей, коров — тоже. Иван даже победно усмехнулся, представив себе, как Яшка Захаркин, бледный от страха, валяется у него в ногах. А Иван, не глянув на Яшку, отдает распоряжение. Через ворота перекинуты вожжи, петля захлестнула Яшкину шею…

Нет, получается какая-то чепуха. Шайка-то у бандита Русайкина. Это он налетает на села и вешает на воротах сельских и приезжих большевиков. Бандитом Иван стать не собирается. Наверное, Робин Гуд не ко времени: он восстал против власти. И Овод тоже. А Иван не будет бороться против Советской власти, наоборот, хочет помочь ей сделать жизнь справедливой. За этим и в город идет. Даже если Стрельцова нет, Советская-то власть в силе, и они добьются правды. Конечно, лучше найти Стрельцова — тот сразу их поймет, он знает Крутогорку…

Задумавшись, Иван не заметил, что Колька уже перемотал онучи, крест-накрест обвил их оборами.

— Пойдем, Ваня, а то засветло не поспеем, — толкнул он в бок Ивана…

Солнце было уже на закате, когда вошли в город. Час поздний, идти куда-то в учреждение искать Стрельцова нет смысла. Пошли прямо к знакомым. К тем самым старичкам Троицким, у которых жил брат Михаил, когда Мария Федоровна с Иваном уехали в Крутогорку.

Приняли их радушно. Захлопотавшая было старушка Анна Яковлевна вдруг спохватилась:

— Чего ж это я! Иванушка, а вам же письмо есть. Еще зимой пришло, да не было случая переправить.

Иван сразу узнал руку брата. И хотя письмо было адресовано Марии Федоровне, не выдержал, распечатал.