Та, далекая весна

— А ты что за птица? Почему это я тебе должен отчет давать? — Парень сплюнул через зубы и вызывающе уставился на Ивана.

Иван вспыхнул было и кулаки сжал: «Чего он задается?», но сдержался.

— Стрельцов нам очень нужен. Он у нас в селе с продотрядом был.

— Вон что! — расплылся в усмешке парень. — Пощипал, стало быть, вас.

— Нас щипать нечего, — не выдержав, крикнул Колька; видно, и его задел вызывающий тон парня. — Кулаков щипали.

— Все вы там одинаковые, — пренебрежительно бросил парень. — Мелкобуржуазная стихия.

— Сам ты… — вспыхнул Колька, но Иван остановил его:

— Подожди, Колька! — и, сдерживаясь, настойчиво повторил: — Нам нужен товарищ Стрельцов.

— Зачем он тебе?

Тон и повадки парня совсем не располагали к откровенному разговору.

— Надо. Дело к нему важное.

— Нету Стрельцова. В командировке и приедет не скоро. Все. Я вас больше не задерживаю. — Парень отвернулся.

Что оставалось делать?

Стрельцова нет. Надо хотя бы найти газету с декретом о налоге.

В городе одна небольшая лавочка, где седенький старичок торгует газетами, старыми журналами и брошюрами на желтой оберточной бумаге. Этого старика Иван знал давно: еще живя в городе, они с матерью иногда заходили к нему в лавочку, чтобы купить «Ниву» или «Русское богатство».

— Нельзя ли у вас найти газету, где декрет о продналоге напечатан? — обратился к нему Иван.

— Ишь чего захотел! Эта газета больше месяца назад была, и сразу ее расхватали. Теперь ее, братец, ни за какие деньги не купишь.

— Где ж ее достать? Нам очень она нужна, Может, знаете, где?

— Да почитать-то, наверно, в библиотеке можно. Только отдать вам ее там не отдадут.

— А нам обязательно в село надо принести газету. Как же быть?

— Вот уж не знаю, — задумчиво почесал седую бородку старик. — Уж ежели вам так нужно, идите прямо в уком партии большевиков. Газета — не знаю, есть ли там, а слышал я, что получили они брошюру Ленина о продовольственном налоге.

— Ленина?

— Слыхал, так. В продажу пока такой брошюры не давали, но, говорят, получена.

— Пойдем в уком большевиков, — дернул Иван Кольку за рукав.

— А если выгонят? — заколебался Колька. — Ведь большевики.

— Ну и что? Выгонят — уйдем.

— А если в Чека посадят? — Глаза у Кольки стали совсем круглыми.

— Дурак! За что нас сажать?.. Пошли.

Опять они в том же большом белом здании. Раньше в нем было духовное училище, а теперь размещались все уездные учреждения.

В уком поднялись на самый верх — на третий этаж. Вошли. Большая комната с несколькими столами, покрытыми старыми газетами, в беспорядке стоят разнокалиберные стулья. И никого нет. На двери в соседнюю комнату — надпись чернилами на куске картона: «Секретарь укома РКП(б) тов. Полозов».

Иван, осмелевший от неудач, решительно дернул ручку двери.

В небольшой комнате, темноватой и какой-то необжитой, — стол и несколько стульев. За столом человек. Невысокий, коренастый, в черной косоворотке, перехваченной широким солдатским ремнем. Темные волосы зачесаны назад. Прижав к уху телефонную трубку, он внимательно слушал. Лицо его было сосредоточенным и неприветливым, лоб перерезала суровая морщина, глаз не разглядеть под насупленными бровями.

«Это, наверное, и есть самый главный из большевиков — сам Полозов», — подумал Иван и сразу оробел.

— Можно войти? — каким-то пискнувшим голосом спросил он.

Полозов, покосив на них глазами, махнул рукой не то приглашая, не то выгоняя. Ребята замялись в дверях.

А Полозов вдруг сердито, ледяным тоном сказал в трубку:

— Все это я уже слышал. Вагоны нужны сегодня. Хлеб должен быть отправлен ночным поездом. Подробности, как говорят, в Чека. Понятно?.. Ну, и хорошо…

Опять Чека! Холодок пробежал по спине. Подумалось, что напрасно они вломились сюда, и Колька дергает сзади за полу — из комнаты тянет.

А Полозов, положив телефонную трубку, самым обыденным, даже каким-то домашним голосом спросил:

— Вы чего, ребята?

— Нам брошюру нужно, — смущенно пробормотал Иван.

— Какую брошюру? — поднял брови секретарь, и его голубые глаза внимательно посмотрели на ребят.

— Ленина, о продналоге.

— Вон что! — улыбнулся Полозов, и лицо у него стало совсем не суровым, не страшным. — Чего ж вы у дверей мнетесь? Проходите. Откуда вы?

— Мы из Крутогорки.

— Из Крутогорки? Это интересно. Ну-ка, садитесь и рассказывайте, что у вас там происходит, как мужики к продналогу относятся?

— Плохо относятся, — невольно вырвалось у Ивана.

— Почему? — сразу насторожился секретарь, и опять сердитая морщина перерезала его лоб.

— По декрету выходит, что безлошадники, ну, вроде вот нас, к примеру, должны платить такой же налог, как живоглот Макей. У него три лошади, он арендует десятин до полсотни, а ему еще послабление как старательному, — забыв о робости, скороговоркой выложил Колька. — Вот и недовольны мужики.

— Кто же вам так декрет разъяснил? — еще больше нахмурился секретарь.

— Председатель наш, Тихон Бакин, — ответил Иван.

— Он читал вам декрет о налоге?

— В том-то и дело, что нет. Не читал и в руки газету никому не дал. Потому мы и пришли в город. Мужики послали, чтобы ту газету с декретом нашли.

— Та-ак… — протянул Полозов. — А уполномоченный был?