Табия тридцать два

– Ну, собственно, само понятие «ничейной смерти» ввел Эмануил Ласкер, это его термин: «Шахматам уже недолго хранить свои тайны. Приближается роковой час этой старинной игры. В современном ее виде эта игра, скорее всего, погибнет от ничейной смерти». Идея Ласкера в том, что, чем глубже мы погружаемся в изучение шахмат, тем меньше совершаем ошибок, и ничейные исходы становятся все более вероятными. Об этом же говорил и доктор Тарраш: «При правильной игре с обеих сторон ничья неизбежна». Но вы правы, чаще всего легенда ассоциируется с именем Капабланки. В период своего акме, с 1916 по 1924 год, Капабланка потерпел всего одно (!) поражение – и всерьез стал думать, что при желании сможет свести вничью любую партию. Ему казалось, что с ростом мастерства игроков, с развитием шахматного анализа («Теперь все знают лучшие дебютные ходы Ферзевого гамбита или Испанской партии и чувствуют себя в них как дома») из игры уйдет неожиданность, уйдут дерзкие атаки и яркие комбинации; победы (и, соответственно, поражения) станут невозможными, только ничьи, ничьи, ничьи. Грустный вариант, не правда ли? Для спасения шахмат Капабланка разработал реформу: расширить доску до восьмидесяти клеток, ввести дополнительные фигуры – «канцлера» (ходит как конь и ладья) и «архиепископа» (ходит как конь и слон). И даже сыграл матч с Гезой Мароци в такие «расширенные» шахматы. Ласкер реформу критиковал – мол, «антихудожественно и неглубоко» – и предлагал для уменьшения числа ничьих отказаться от рокировки.

– Интересно, – сказал Кирилл. – Но потом пришло поколение гипермодернистов, появились новые дебюты помимо Ферзевого гамбита и Испанской партии, и оказалось, что шахматы далеки от исчерпания, что никакой «ничейной смерти» не существует.

– Так написал Каспаров в 2003 году, но с тех пор много воды утекло. Конечно, гипермодернисты, а вслед за ними и советская шахматная школа расширили границы игры, изыскали массу новых ресурсов, однако «ничейная смерть» – пусть не скачками, пусть голубиным шагом, – продолжала приближаться. Великий Бронштейн уже в 1975 году все понимал: «Грустно иногда становится при мысли, что сегодня уже нет новых первых ходов, завтра не будет вторых, а затем…» Шахматы именно что исчерпываются, но – самое главное! – исчерпывается наша способность ошибаться. Ведь исчезновение ошибок – результат роста знаний. Пока шахматный анализ велся вручную, знания прирастали очень медленно – особенно в сложных многофигурных вариантах; но все в одночасье изменилось с приходом мощных компьютеров. Резко улучшилась техника ведения защиты, массу прежде неясных позиций удалось рассчитать до равных эндшпилей, и стало гораздо труднее получать перевес, играя белыми фигурами. И число ничьих неумолимо поползло вверх. Александр Грищук признался в 2011-м: «Я думаю, мы являемся свидетелями смерти классических шахмат». Тогда же высказался и Крамник: «Очевидно, что результатом практически любого дебюта будет равенство. Чем сильнее становятся компьютеры, тем больше ничейных ресурсов отыскивается для черных». О, это была уже не детская страшилка, не фантастическая легенда времен Ласкера и Капабланки, но – пугающая новая реальность. Вспомните, Кирилл, последние матчи за звание чемпиона мира. В 2014 году в матче Карлсен – Ананд четыре результативные партии из двенадцати; в 2016 году в матче Карлсен – Карякин две результативные партии из двенадцати; в 2018 году в матче Карлсен – Каруана все двенадцать партий заканчиваются вничью. Видна тенденция? Знаний больше, игра скучнее. Так, подобно злокачественной опухоли, «ничейная смерть» распространяется по шахматному миру – сначала она воцарится в партиях супергроссмейстеров, потом придет в партии мастеров средней руки, а спустя еще какое-то время ничья станет единственно возможным результатом даже в сражениях любителей. Увы! Sic transit gloria ludi[44].

– Этого не может быть, – твердо заявил Кирилл. – Это какая-то шутка или, не знаю, заблуждение. Ведь все мы и сегодня продолжаем играть в шахматы, и побеждаем, и проигрываем, и нет никакой «ничейной смерти». А уж сколько лет прошло с 2018 года.

– Та-та-та, а вы знаете статистику? Не знаете? А я знаю, я изучал вопрос. Количество ничьих продолжает возрастать. Дело в том, что шахматы умирают медленно, это процесс, растянутый во времени, длящийся, но – неостановимый. Смерть игры неизбежна.

Кирилл, естественно, не мог поверить таким словам.

И Броткин это осознавал, Броткин сказал: