Табия тридцать два

А Кирилл-то надеялся, ехал в Москву.

Как дурак мчался в Москву.

(М-да, странная вообще получилась комбинация…

Броткин словно бы «переключил» Кирилла. После того разговора на Камской улице молодой человек уже не мог думать ни о чем, кроме «ничейной смерти». Он потерял сон, он утратил аппетит, он вздрагивал всякий раз при словах «ничья» и «равенство».

Действительно ли «ничейная смерть» существует?

Вправду ли грозит шахматам?

Заброшена была Итальянская партия, отставлена в сторону работа над диссертацией; груда литературы по Giuoco Pianissimo пылилась нетронутой на столе, тетрадки с вариантами – под столом. «Зачем это? Куда это?» – рассеянно думал Кирилл, иногда останавливаясь на них взглядом. И уж тем более стерлась из памяти Берлинская стена, так распалявшая когда-то воображение. Смешно и говорить! Есть вещи поважнее. Ведь если прав Александр Сергеевич, если через двадцать, пятьдесят, семьдесят лет все партии будут заканчиваться вничью – то зачем вообще изучать шахматы? Эта мысль не отпускала, поглощала все время, все силы. Кирилл даже с Майей стал видеться реже (а Майя не понимала, в чем дело, и обижалась, и злилась, и устраивала сцены). Но как целоваться, пить в постели вино, если весь твой мир, быть может, застыл на самом краю, в паре ходов от гибели? «Ничейная смерть шахмат». Чем-то это напоминало концепцию «тепловой смерти Вселенной», разработанную в XIX веке физиком Рудольфом Клаузиусом, – с тем отличием, что «тепловая смерть Вселенной» должна была наступить из-за роста энтропии (то есть беспорядочных тепловых потерь), тогда как «ничейная смерть шахмат» стала бы, наоборот, следствием идеального, невозможного, несовместимого с жизнью порядка.

Промаявшись так пару недель, Кирилл понял, что единственный выход – поехать все же в Москву и прочесть статью Крамника, о которой рассказывал Броткин. («В обычных библиотеках вы уже ничего не отыщете, – объяснял Александр Сергеевич. – Нужно сразу же отправляться в ЦДШ. Знаете ЦДШ? Нет? Та-та-та… Центральный дом шахмат имени Ботвинника, располагается на Смысловском бульваре, 14. Культовое место. У них помимо музея, редакции журнала «64» и т. д. есть отличный читальный зал со множеством любопытных материалов (о, настолько любопытных, что само руководство ЦДШ об этом не догадывается; бездны, бездны!). Если что-то и сохранилось – только там»). Поскольку Кирилл никогда прежде не бывал в Москве и совершенно не представлял, где именно находится Смысловский бульвар, он решил раздобыть карту столицы. Это можно было сделать в библиотеке, тем более что Шуша всегда охотно помогала с поиском.

И здесь произошло что-то неожиданное.

Узнав о планах Кирилла («Мне нужен атлас улиц Москвы, сделать пару ксерокопий. Еду в ЦДШ, боюсь заблудиться без карты»), Шуша вцепилась в него клещом:

«Кирилл!

Ах, Кирилл, вы едете в Москву? Кирилл! А можно мне поехать с вами? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! У меня там бабуля живет, я давно ее навестить собиралась, мою бабулечку Толечку, она так скучает по мне! Кирилл, можно, Кирилл? Вы не будете против? Я вам совсем не помешаю, я в поездке всю дорогу молчать буду, а в Москве вообще исчезну, мы с бабулей в театр пойдем, она говорит, в Большом как раз дают Checkmate Нинет де Валуа (вам нравится де Валуа, Кирилл?). Ой, но если вы вдруг дороги не знаете, то я вас до ЦДШ провожу – плевать мне на этот балет! – проводить вас, Кирилл? Я ориентируюсь, я сто раз в Москве была. А если вам ночевать негде, то можно у моей бабули остановиться, это недалеко от Данилова монастыря. Очень красивое место! А если вы вдруг голодный будете, мы вас накормим, почему-то от работы с книгами всегда есть хочется, ужас, я домой вечером прихожу из Публички – аж полбуханки хлеба сразу съедаю, и огурец!»

Шуша так тараторила, и так переживала, и так подпрыгивала за библиотечной стойкой, сразу краснея, и бледнея, и сжимая у груди руки, и так хлопала ресницами (словно готовясь заплакать от волнения), что отказать ей было решительно невозможно.

– Что ж, поедемте вместе! Только ночлег мне не нужен, я за день управлюсь.

– Ну и хорошо! Ой, то есть я хотела сказать плохо. То есть нет, не плохо, вы не подумайте, я не это имела в виду, то есть я… – и Шуша совершенно смешалась.

И они поехали,

и это была очень приятная поездка.