Табия тридцать два

(Любопытно! Где же на самом деле живет Александр Сергеевич – на Камской или на Рубинштейна? Может быть, на Камской у него склад книг, а здесь постоянный адрес? Или он ведет хозяйство на два дома? Или вообще переезжает каждый месяц с места на место, запутывает следы, так как по-прежнему боится Уляшова? Но ведь столько лет минуло.) При этом в квартире явно был кто-то еще – из ближайшей комнаты доносились негромкие голоса. Заглянув туда, Кирилл увидел компанию девушек и юношей, всего человек девять или десять, увлеченно игравших в шахматы. Щелкали часы, глухо падали пешки; на каких-то досках борьба была в самом разгаре, на каких-то уже шла к завершению, а на одной партнеры как раз готовились начать новую партию, расставляли фигуры – и Кирилл вдруг с омерзением осознал, что расстановка делается в случайном порядке. Шахматы-960! «Так вот как это выглядит в реальности, – подумал Кирилл, пытаясь подавить приступ брезгливости, – так вот как это бывает по-настоящему».

Против его воли, зрелище извращения чем-то заворожило Кирилла, и он застыл на пороге, и неизвестно, сколько бы так простоял, если бы не длиннолицый провожатый:

– Вам не сюда, вам вот в ту дверь надо, в самом конце коридора.

Кирилл машинально кивнул, оторвал взгляд от играющих и пошел по коридору («Привет, ребята! Катаем?» – раздался сзади азартный голос Василия). За указанной дверью обнаружилась комната, сплошь заваленная книгами, журналами, газетными вырезками и т. д. В кресле возле окна сидел Александр Сергеевич Броткин и, как и в первую встречу с Кириллом, листал, что-то мурлыча под нос, «Искусство анализа» Марка Дворецкого.

* * *

– Кирилл, дорогой Кирилл, как я рад, что вы пришли.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич.

– Заходите, заходите скорей. Вот здесь у меня стул, присаживайтесь.

Броткин засуетился, уронил на пол книгу Дворецкого, стал зачем-то двигать кресло. Он был весел, и оживлен, и благодушен, и, несомненно, счастлив видеть Кирилла (и в этом счастливом состоянии еще больше напоминал довольного домашнего кота).

– Так вы не на Камской живете, Александр Сергеевич?

– Живу на Камской, Кирилл, но там неудобно. А здесь и вам ближе добираться, и мне спокойнее. Квартирка от маменьки досталась, и у меня тут уж пять лет как организован небольшой кружок единомышленников, тайное, так сказать, общество, ха-ха. Ребята сюда приходят, играют в удовольствие; знают, что Александр Сергеевич не выдаст.

– Ага, извращают шахматы, – с неудовольствием буркнул Кирилл.

– Та-та-та, уж сразу «извращают», – совсем не рассердился Броткин. – Какое же это извращение, если вы только исходную расстановку поменяли, да к тому же с благородной целью – спасти игру от «ничейной смерти»? Это не извращение, это исследование. По-вашему, физики, когда расщепляют молекулы или сталкивают друг с другом элементарные частицы, – тоже перверсиями занимаются? А если хотите знать про настоящие извращения, то поговорите с Борей Брянцевым – уж он вам расскажет во всех подробностях.

– С кем?! С Борей Брянцевым?!

– Боря Брянцев знаток извращений. Вы, дорогой Кирилл, увидели краем глаза игру в шахматы Фишера и уже фраппированы до последней горизонтали, а ведь это детские шалости, если быть в курсе других, хм, изобретений. Например, «марсельские шахматы», в которых каждая сторона должна делать не один, но два хода подряд. Или «итальянские прогрессивные шахматы», когда белые делают ход, потом черные делают два, потом белые три, потом черные четыре и так далее. Или «франкфуртские шахматы», где происходит превращение берущей фигуры: вы взяли конем ладью – и ваш конь становится ладьей; вы взяли ферзем слона – и ваш ферзь становится слоном; вы взяли королем пешку – и ваш король становится пешкой. Каково? О, Брянцев бы вам поведал и про «гексагональные шахматы Глинского» (играемые на шестиугольной доске), и про «медвежьи шахматы Сосновского» (на расширенной доске 10×10), и про «цилиндрические шахматы» (где доска считается разверткой цилиндра, так что вертикаль a оказывается смежной с вертикалью h). А еще существуют «атомные шахматы» (при любом взятии происходит «атомный взрыв» и снимаются все фигуры в квадрате 3×3 клетки), существует «шахматный кригшпиль» (в котором из-за «тумана войны» вы не видите фигур соперника), существует «крейзихаус» (съеденная у партнера фигура меняет цвет и попадает к вам в резерв – потом ее можно поставить на любое поле доски). И что бы вы сказали про «шахматы лорда Дансани», где обычный комплект черных фигур борется с тридцатью двумя белыми пешками?

Кирилл совершенно ошеломлен обрушившимся на него потоком информации, но, пожалуй, куда больше его ошеломила знакомая фамилия, упомянутая Броткиным.

– Александр Сергеевич, что за Брянцев?

– Говорю же, Боря Брянцев.

– Боря??

Броткин на мгновение задумался.