Табия тридцать два

Взяв телефон, Кирилл набрал номер. Он думал, что для личной встречи придется опять ехать на Васильевский остров, на Камскую улицу, и очень удивился, когда Броткин (чрезвычайно радушный и приветливый: «Ах, дорогой Кирилл, я так скучал по нашим разговорам!») предложил ему подойти на Пять углов. Это было удобно, и это было неожиданно; и время было назначено довольно странное (довольно позднее) – 22:00.

Кирилл пришел в 21:30.

Стоя на Пяти углах, он гадал, откуда именно покажется неуклюжая шарообразная фигура Броткина (с Загородного проспекта? с Разъезжей улицы?), но все случилось иначе. Неожиданно и бесшумно, словно призрак, вышедший из стены, рядом с Кириллом возник вдруг худощавый молодой человек с длинным плоским лицом. Молодой человек представился «Василием», «провожатым от Александра Сергеевича». – Пойдемте со мной, Кирилл! – Пойдемте! А далеко идти? – Нет, тут совсем рядом, на улице Рубинштейна.

Они шагали по Рубинштейна, и Василий с интересом поглядывал на Кирилла, и наконец, словно не удержавшись, спросил (заговорщицки понизив голос):

– Вы, наверное, в первый раз?

– Что в первый раз? – не понял Кирилл.

– Идете играть в шахматы-960 в первый раз?

– Как? – Кирилл даже остановился. – Я не играю в шахматы-960 и не собираюсь!

– Оу, извините… А я решил, раз вы к Броткину… мы все к нему ходим…

Собеседник был явно смущен.

– Я к Броткину совсем по другому вопросу, – гневно отрезал Кирилл.

Дальше шли молча.

«Каисса, – думал рассерженный Кирилл, – этот Василий принял меня за извращенца, такого же, как он сам. Может быть, даже решил, что мы с ним вместе будем делать это? За одной доской? (Хм, говорят, такие люди получают особенное удовольствие именно от игры с тем, кто до сих пор практиковал только классические, натуральные шахматы.) Нет уж, ребята, увольте; расставляйте фигуры как хотите, суйте короля на клетку g1, ферзя на клетку a1, но меня в вашу команду не записывайте, тут мы с вами не сойдемся. (Как объяснял Свидлер: „У вас конь ходит буквой «Г», а у меня – буквой «L»“.) Но неужели там целый клуб, тайное общество любителей шахмат-960? С Александром Сергеевичем во главе?» Потом Кирилл принялся размышлять о жестокой иронии судьбы – извращенцы собирались на улице Рубинштейна, а ведь именно Рубинштейн считался олицетворением классических шахмат. Бедный Акиба Кивелевич! Ему не повезло при жизни: великий игрок, он остался в тени современников, как практик уступал Капабланке, а как теоретик – Нимцовичу. Ему не везло и после смерти: в массе своей люди плохо знали его творчество, Кирилл и сам лишь недавно научился ценить глубокую стратегическую красоту рубинштейновских партий, обходящихся без дерзких атак и красочных жертв, вообще без любых внешних эффектов. (Что же касается школьников и студентов, то для них Акиба Рубинштейн был, кажется, только героем анекдота, из-за рассеянности пообедавшим в ресторане два раза подряд.) И теперь выясняется, что – в придачу ко всему – как раз на улице имени несчастного Рубинштейна организовался притон девятьсотшестидестяников, этих развратников, попирающих шахматные правила. (Но, кстати, почему именно здесь? Неужели и вправду – из какой-то издевки, циничного куража? На первый взгляд это казалось безрассудством: ведь центр города, все как на ладони, тысячи глаз и ушей вокруг, любое неосторожное слово – и тебя раскроют, разоблачат. Есть столько окраин, столько необитаемых закоулков, зачем же лететь мотыльком на огонь? Но, немного подумав, Кирилл пришел к выводу, что все устроено очень грамотно. В дальних углах не спрячешься; Броткин же проницательно рассудил, что труднее всего обнаружить вещь, расположенную на самом видном месте. (Да! На пустынной Камской улице регулярные визиты молодежи по одному и тому же адресу были бы замечены гораздо быстрее, чем на многолюдной и многошумной Рубинштейна, где никто ни на кого вообще не обращает внимания.))

Возле дома номер 12 Василий свернул в подворотню, сунулся в дверь налево; по грязной лестнице они с Кириллом поднялись на пятый этаж и зашли в темную квартиру.

– Можно не разуваться, – сказал Василий, поворачивая ключ.

– Это ваше жилье? – нескромно поинтересовался Кирилл.

– Нет, Александра Сергеевича.