Читаем Табия тридцать два полностью

– Два человека! Всего два человека в России осознают нависшую над шахматами угрозу. Это вы и я. Что же мы будем делать теперь? Против нас – Д. А. У. и все его ученики; против нас – мощная система сокрытия и замалчивания истины; против нас – предрассудки населения (боящегося поменять местами слона и коня); против нас – сами законы развития шахмат. И все-таки вдвоем легче. Знаете, Кирилл, когда – много лет назад – я впервые ознакомился со статьями Владимира Крамника, когда увидел практически неоспоримые доказательства, когда понял, что опасность чрезвычайно близка, то ощутил себя страшно одиноким. Мне некому было поверить свою тайну. В молчаливом оцепенении исследовал я замкнутую логическую петлю (разыскивая выход, которого, конечно, не было): шахматы тем интереснее, чем больше вы знаете игру, но именно этот рост знания и убивает в итоге шахматы. Надеясь хоть как-нибудь замедлить шахматный прогресс, я даже устроился на кафедру анализа закрытых начал – специально предлагал некорректные варианты в защите Грюнфельда, неверно оценивал позиции, протаскивал ошибочную аналитику в отчеты и монографии. Увы, довольно скоро стало ясно, что такие усилия – капля в море и ничего не меняют. При этом идеи реформирования шахмат, высказанные Крамником, не казались мне убедительными: все эти «торпеды», пешки, которые ходят назад и в сторону, – чепуха (заслуга Владимира Борисовича единственно в том, что он строго обосновал неизбежность «ничейной смерти»). Что же делать? И однажды Каисса смилостивилась; я вдруг осознал, что шахматы-960 – порочное пристрастие к которым лишило меня и семьи, и карьеры, и уважения общества – придуманы Робертом Фишером не ради досужего развлечения, но ради победы над «ничейной смертью»! С тех пор все и навсегда изменилось. Я сделался апостолом девятьсотшестидесятничества; в этом моя цель и мой путь. И вы тоже, Кирилл, вы тоже станете таким апостолом, потому что, узнав правду единожды, уже нельзя…

– Погодите, Александр Сергеевич, да погодите же! – почти в отчаянии закричал Кирилл на экзальтированного Броткина. – Ведь Крамник ничего не обосновал. Ну, боялся он «ничейной смерти», сочинял об этом статьи, бил тревогу, но почему мы должны ему верить? Люди 2020-х вообще любили паниковать по любому поводу: то из-за синих китов, то из-за белых медведей. А ведь достаточно взглянуть на вещи трезво, спокойно посчитать варианты – и наваждение сразу рассеется. Клод Шеннон еще в 1950 году доказал, что минимальное число неповторяющихся шахматных партий – единица со ста двадцатью нулями; столько не сыграть и за миллионы лет. Высохнут океаны, рассыплются в прах горы, перестанет вращаться Земля, потухнет Солнце, а шахматы так и не будут исчерпаны до конца. И значит, нет никакой «ничейной смерти», но только вечная радость игры.

– Кирилл, вы не понимаете, – страстно возразил Броткин. – Вовсе не обязательно играть все возможные партии, чтобы прийти к «ничейной смерти». Вот глядите…

Он потянулся к подоконнику и достал оттуда странную игрушку – маленький пластмассовый кубик, как бы составленный из других кубиков и раскрашенный в шесть разных цветов. Внутри, по всей видимости, имелась какая-то шарнирная конструкция: Броткин быстро поворачивал стороны кубика относительно друг друга так, что маленькие кубики постоянно меняли положение, образуя пестрые причудливые узоры.

– Знаете, что это? – спросил Александр Сергеевич.

– Нет.

– Кубик Рубика. Очень популярная когда-то головоломка. Задача состоит в том, чтобы, вращая грани, «собрать» кубик в исходное состояние, когда каждая сторона окрашена в один цвет. Изобрел эту игрушку в 1975 году венгерский скульптор Эрнё Рубик – для наглядного объяснения некоторых понятий математической теории групп.

– Остроумное изобретение. Но при чем тут «ничейная…»

– А вот при чем, – Броткин нахмурил брови. – Число возможных «состояний», то есть позиций с перемешанными цветами, превышает для классического кубика Рубика сорок три квинтиллиона. Это очень много, однако для успешного решения задачи вам не нужно изучать все сорок три квинтиллиона возможных позиций. Достаточно знать некий алгоритм сборки. Знаменитый математик Джон Конвей назвал этот алгоритм «алгоритмом Бога». Поиски такого алгоритма начались почти сразу же после изобретения головоломки. Его нашли; и что же вы думаете, Кирилл, длинен ли тот алгоритм? Двадцать ходов! Всего двадцать ходов! Математически строго доказано в далеком 2010 году Томасом Рокики, Гербертом Коцембой, Морли Дэвидсоном и Джоном Детриджем. Из любой стартовой позиции кубик Рубика может быть «собран» за двадцать ходов! Вы представляете? Огромная, потрясающая вселенная вариантов, сорок три квинтиллиона возможных состояний – и жалкие двадцать ходов, безотказно приводящие эту вселенную в равновесие, в покой, в симметрию… в смерть. Улавливаете аналогию?

Кирилл неохотно кивнул, а Броткин продолжал:

Перейти на страницу:

Похожие книги