Табия тридцать два

нервная осцилляция, периодические полупанические колебания: Кирилл верил словам Александра Сергеевича, пока слушал его, но стоило остаться одному – и вера куда-то пропадала. В присутствии Броткина аргументы, посвященные «ничейной смерти» шахмат, представлялись убедительными, объяснения – логичными, доказательства – почти несомненными. А потом Кирилл выходил на улицу, встряхивал головой, будто бы отгоняя морок, и со всей ясностью понимал, что все услышанное было фантазией, бредом, не могло иметь никакого отношения к реальности. Но тем не менее идеи Броткина постепенно проникали в сознание молодого человека (как диагональные фигуры проникают на ослабленные черные или белые поля), и где-то в глубине души Кирилл уже чувствовал, что его поймали, что от услышанного не отмахнуться, что рано или поздно желание раскопать правду, внести окончательную ясность всецело овладеет им (и только Каиссе известно, к каким подтолкнет поступкам). И, чем более отчетливым делалось это глубинное чувство – тем страшнее становилось Кириллу; тем сильнее он сопротивлялся неизбежному, тем больше радовался любой возможности отвлечься от одолевавших его размышлений. (Особенно тяготила его мысль о возможности существования другой статьи Крамника. Уж не совершил ли Кирилл ошибки? Ведь в алфавитном каталоге в ЦДШ было две библиотечные карточки со статьей «Перепродумать шахматы». Но на обеих стояла одинаковая дата – 2024 год. Вот только зачем заводить две карточки на ту же самую статью? Бонклауд! Что, если на второй карточке значился именно 2042 год – и Кирилл недоглядел, зевнул эту неожиданную рокировку? (Не умея остановиться, Кирилл тысячи тысяч раз прокручивал в уме ситуацию поиска, пытался воспроизвести перед мысленным взором изображение второй карточки. 2042? Нет, все-таки 2024. Точно. Или не точно? Или 2042? Число расплывается перед глазами, четверка и двойка пляшут, ловко меняясь местами, оказываясь то слева, то справа друг от друга.

Каисса, как узнать? Как выяснить?

Как успокоить сердце и ум?

Как заснуть посреди ночи?))

Вот почему Кирилл с такой охотой и видимым энтузиазмом отправился на заседание исторического факультета, куда пригласил его по телефону Иван Галиевич. В самом деле, сплошные позиционные плюсы и никаких минусов: a) появлялась реальная возможность переключиться с вопросов «ничейной смерти» на что-то куда более конструктивное, b) интересно было посмотреть, как вообще проходят подобные мероприятия, c) должности ассистента преподавателя, обещанной Уляшовым и так заманчиво мерцавшей впереди, следовало соответствовать уже сейчас (не дожидаясь сентября). Только Майя почти обиделась, и сказала, что ей скучно дома одной и что она хотела пригласить Кирилла в гости, а он вместо этого предпочитает идти на какое-то заседание, и чья это вообще идея – созывать факультет в июне? (Кирилл должен был принести извинения и клятвы вечной любви, и все равно переживал, считая себя виноватым, пока не получил от подруги СМС-сообщение: «Ya e2 ne rasstroilas’, no ladno. Poydu guliat’ na Karpovku. Lublu tebia».)

Когда Кирилл пришел, конференц-зал был уже полон.

Народу человек пятьдесят; Иван Галиевич Абзалов сосредоточенно записывал что-то в блокнотик, Борис Сергеевич Зименко, смеясь и болтая с соседями, доедал бутерброд. А возле самых дверей на Кирилла наткнулся Д. А. У.: «Ага, дорогой Кирилл, здравствуйте! Ну, как движется работа? Много уже успели написать про нашу тишайшую Итальянскую партию?» (Как обычно, ответов Д. А. У. не дожидался; вместо этого он почти сразу попросил Кирилла о помощи. – Вы же бываете в доме Саслиных? – Да, бываю (здесь Кирилл слегка покраснел). – Отлично! Я тут собрал для Феди… то есть для Фридриха Ивановича… небольшую стопочку книг, он просил. Вы могли бы передать их, если вам не трудно? – Разумеется, Дмитрий Александрович!) Кириллу хотелось бы поговорить с Уляшовым подольше, но зазвенел колокольчик, и на кафедру поднялся Заур Рафикович Аминов – декан исторического факультета, член-корр. Академии наук (и тоже ученик Д. А. У.).

– Коллеги, – Аминов поправил клетчатый галстук, – я прошу прощения, что был вынужден побеспокоить вас в этих числах, и выражаю признательность всем, кто смог прийти; дело в том, что у нас на повестке дня образовались два срочных вопроса, один из которых внушает, скорее, радость, а второй, увы – тревогу. Начну со второго, так как речь идет, ни много ни мало, об эвентуальном нарушении постулатов Уляшова.