Табу

Вроде, должно было отпустить, но облегчение всё не приходило. Напряжение до сих пор пускало разряды тока по телу, а слёзы тихо катились по лицу.

– И жениться мне пришлось, вопросов много было бы. Они бы пропали без меня, Рита особенная. Она чудесная девочка. Я не мог их бросить и это первый и последний раз, когда я даю тебе возможность злиться по этому поводу. Запомни, что наличие Ритки в моей жизни, бесспорно, как и твое. Ясно?

– Я не сомневаюсь, Серёжа. Давай завтракать?

– Кош-ш-ш-ка, – прошептал он у самого уха, крепко обнял, зарываясь носом в распущенные волосы. – Позлись, покричи. Ударь, но только один раз, а потом возвращайся. Всегда. Чего бы я не натворил. Просто возвращайся. Потому что не знаю, как жить без тебя… Уже не сумею, не смогу.

Навалился на меня всем телом, бродил руками, путаясь в широком комбезе, цеплялся пальцами, как за соломинку. Хрупкую, тонкую. Тёрся щекой, сжимал распавшуюся гульку, вдыхал быстро, словно боялся не насытиться.

– А что за старик? Дядя? Тоже не родной? А тётки?

– Тетки – это няня и массажист-терапевт. Рите они нужны, как воздух. Без особого ухода прогресс быстро стирается, поэтому они всегда рядом. Да и Лену ты видела, она не способна ухаживать за дочкой в полной мере. Но ты не думай, она до сих пор переживает потерю. Сёмка очень любил её.

– А старик? Ухажёр её, я надеюсь?

– Хм… – Лазарев отстранился, достал сигарету, но посмотрев на спящую Риту, тут же убрал. – Это кардиолог.

Он знает… Он всё знает. Чёрт! Шок просто накрыл меня, перед глазами все поплыло, а грудь сдавило.

– Тебе нужно периодически проходить обследование, в город тебя не вытащить, поэтому пришлось везти его сюда. Успокойся, – Серёжа вновь обнял меня, успокаивающе поглаживая по спине. Горячая ладонь накрыла грудь, под которой, пропуская удары, заходилось сердце.

– Ещё сюрпризы? – прошептала, заглядывая в его глаза. – Давай, я же чувствую. Есть что-то ещё. Что ты придумал?

—Тут-тук… Сергей, прошу прощения, но времени у нас мало, поэтому лучше начать, – старик устало протирал взмокший лоб белым платком. – Деточка, где мы можем с тобой поговорить?

– Идёмте в зал, – я вырвалась из крепких объятий здоровяка и выбежала, уже из коридора, улавливая обрывки их разговора.

– Вот тут её карточка, результаты последнего обследования.

– Боже! Так это почти два года прошло, – заохал старик, шурша заинтересовавшими его бумажками. – Это не шутки. У Ливазовского в Москве наблюдалась? Интересно…

Старик шел за мной, перебирая пожелтевшие странички моей медицинской карты. Как Лазарев её достал? И молчал. В такие моменты становилось реально страшно, потому что не знаешь, что от него можно ждать ещё. Он просто мастерски поражал своей осведомленностью и возможностями. Смотрела на румяного парня, довольно улыбающегося мне с террасы, не понимая, как за этой милой внешностью скрывается тот, кто знает все.

После длительной беседы, нескольких кардиограмм и УЗИ с помощью портативного компьютера, я совершенно вымоталась и, оставив старого профессора с Серёжей наедине, ушла в спальню. Видела, как сосредоточенно, он конспектирует все сказанное в телефон, спрашивает про выписанные препараты и убирает в бумажник направление на дополнительные анализы. Дурак! И я дура! С этими мыслями и уснула беспокойным и тревожным сном. Слишком много навалилось, наверное. Такой насыщенный день.

– Девочка моя, – шептал Сережа, щекоча мои ноги.

– Отстань.

– Ты же знаешь, что не прогонишь.

– Прогоню! – вскрикнула и, вмиг проснувшись, вскочила на ноги. – Видеть тебя не хочу. Уходи, прошу. Не сейчас.

– Оксана, – прошептал Серёжа и сел прямо на пол, подперев дверь. Будто мысли читал, ведь я как раз хотела смотаться. Спрятаться где-нибудь в лесу или закопаться в стоге сена, чтобы не нашли. Проспала весь день, и только сейчас заметила, что за окном уже темно, а любопытная луна заглядывает в окно. Серёжа закурил и опустил голову. Молчал, тяжело дышал и ждал, пока я заговорю. Но я молчала, потому что было страшно. Я знала, что, когда люди молчат вот так, как он, случается что-то плохое. Курил медленно, скидывая пепел в руку, чуть морщился, когда обжигался, но продолжал пытку. Затем встал, вышвырнул окурок в открытое окно, подошел ближе, заполнив собой все свободное пространство вокруг.

– Собирайся, – сказал, как отрезал. И спорить не захотелось. По взгляду поняла, что бесполезно. Серёжа, мягкий со мной, способный с непробиваемым лицом переживать истерики, дикие выходки и провокации, имел другую личину. С легкостью превращался в камень с ледяным, как февральский ветер, взглядом. Снисхождение принимала за слабость и мягкотелость, продолжала дразнить. А теперь, ёжась от морозных мурашек, наслаждалась его силой, заглушившей даже малейшее желание сопротивляться.

– Куда?

– На свидание, куда же ещё? – взгляд потеплел, огромная ладонь прижалась к моей щеке, пальцами зарывшись в волосы.

– Сейчас? – мельком взглянула на большие часы в деревянной раме, висевшие над дверью. – Час ночи, Серёжа.

– И что? Кто нам помешает? – рассмеялся быстрым шагом вышел из комнаты.

– А что надеть-то?