Не отпустила даже в машине, перебралась на водительское сидение, прижавшись всем телом. Давала понять, что никуда не уйдет, не оставит. Обратный путь так и преодолевали: пробираясь вдоль забора по тропинке из ярких крышечек под пышными ветками груши, в катере, даже на берегу нашего острова, швартуя лодку к причалу.
– Нужно поговорить, – прохрипел, готовясь к атомному взрыву. Но Оксана только крепче сжала руки вокруг моей шеи и отчаянно завертела головой, даже слушать меня не желая.
Сбросив туфли, обнял её и пошел вглубь леса, поднимаясь по крутому склону, вдоль поваленных деревьев к любимому обрыву Оксаны, на котором стояла каменная стела в человеческий рост.
– Отец собственноручно выбил её, когда мама умерла, – то ли от долгого молчания, то ли от напряжения мой голос дрожал. Поставил Кошку на землю, а сам опустил ладонь на плечо каменной женской фигуры. Я никогда не поднимался сюда, находя миллионы причин и отговорок, наблюдал лишь издалека, глушил движок катера и всматривался в гибкий силуэт. Женщина в лёгком платье, полы которого раздувал ветер, рисовала, подняв руку с тонкой кистью. Рисовала не на холсте, а в пространстве, будто замерла, чтобы сделать завершающий мазок.
– Они любили друг друга?
– Больше всего на свете. Он выкрал её в семнадцать лет, увёз на этот остров, где работал егерем и посвятил всю свою жизнь её комфорту. Тогда здесь ничего не было, – тёплый ветер кружил вокруг нас, волновал камыш где-то внизу, подталкивал волны к каменному утёсу, наслаждаясь их шелестом. —Оксана…
– Нет, Серёжа, не надо. Не сегодня. Давай завтра?
– Завтра не получится, – опустил голову, рассматривая свои трясущиеся руки. – Мне нужно уехать…
***Оксана***
– Уехать… – хотелось задать вопрос, но получилось утверждение, потому что прекрасно поняла это ещё утром, на пирсе. Он знал, что это случится, а я вопреки здравому смыслу верила, что можно вот так спрятаться от всего за километрами воды, отгородиться лесом и согреться в уютном деревянном доме. Но он не просто уезжал. Смесь тоски и вины душили его потому, что он не был уверен, что вернётся.
– Утром Сергеич проводит тебя в аэропорт. Поедете с пересадками, сначала на машине, потом на пароходе, чтобы спутать след. Будет рядом, пока не посадит на самолёт. Билеты, деньги и новые документы готовы. Я все приготовил, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Ты сможешь начать всё сначала.
– Ты? – вдруг выпалила я, вырвала руку из его ладони и подошла к самому краю, села, свесив ноги с обрыва. Река была спокойна, а на чуть рябившей поверхности блестела луна, рассекаемая проплывающими туристическими теплоходами. Они светились, как новогодняя елка, приносили суету, чужие голоса и громкую музыку. Я часто наблюдала за их тихим ходом, фантазировала, представляя шикарный внутренний дизайн, женщин в красивых платьях и мужчин, непременно куривших чопорные трубки, но открывала глаза и видела старые корабли и бьющихся в пьяном угаре туристов. Глупая… жила в фантазии, напридумывала себе там что-то, а теперь открыла глаза и встретилась с уродливой реальностью, что уж очень отличалась от фантазий.
***Лазарев***
Она следила взглядом за проплывающим теплоходом, тихо роняя слезы. Ветер трепал волосы, тихо щекоча щеки пушистыми прядями, словно стараясь утешить. Понимал, что поступаю, как другие. Встал на один уровень, с теми, кто трусил и предавал.
Отпускал, потому что дальше будет больнее. Нужно содрать, как пластырь. Отпускал свою девочку туда, где свобода, где не будет грядущего страха, где не надо прятаться на острове, а впереди ждёт настоящее будущее. Не наигранное, пустое и предсказуемое, а новое, неизведанное. По ночам мучался от навязчивой мысли, что со мной ей будет лучше. Уговаривал себя. Но ведь она другая, не такая как все. Жизнь настолько приучила её подстраиваться под навязываемые условия, что я и этот остров вполне подходили под эти пресловутые условия. Вдруг все это фантазия? Вымысел?
Нет, с самооценкой у меня все нормально, но вот у неё. Что видела Оксана, кроме страха и унижения? Вынужденная вырывать свое право на существование, самостоятельный выбор и возможность любить того, кого хотела, запуталась. Ведь если не дам ей свободу сейчас, то до конца жизни буду сомневаться, в её выборе. Да мне-то что, лишь бы рядом. Но не хочу быть одним из тех, кто думает о себе вместо того, чтобы заглянуть в её душу. Пусть идёт. Моя свободолюбивая кошка. Боялся, что уйдёт, сбежит, взбрыкнёт, а теперь сам отпускаю, собрав туесок на дорожку.