В этот момент открылась дверь, и в кабинет ввалилось бездыханное тело Наскалова. Буба стоял с до сих пор занесенным пистолетом, рукояткой которого, видимо, вырубил Скалу. Ворон быстро обезоружил и Бубу, и довольно грубо втолкнул в кабинет, бросив на стол «папы» еще пару стволов.
– Моисей, что происходит? – не выдержал я и подскочил к Наскалову.
– Не трогай, бл**! – заорал старик, оттолкнув меня обратно на диван. – Связать!
Ворон быстро выставил в центр деревянный стул и с явным трудом водрузил обмякшее тело Олега. Буба знатно переусердствовал, боясь, что не сможет вырубить этого бугая с первого раза, и теперь по лбу Наскалова стекала багряная струйка крови, заливая его глаза.
– Это он. Это точно он, – приговаривал Костя, не сводя с парня взгляда. – Мои парни все разнюхали, им и недели хватило, чтобы вывести твоих сопляков на чистую воду. Твои устроили тут панибратство, заигрались, перестали бояться! Забыли, зачем вы тут? Забыли, как жить в квартирах, где даже тараканы не выживают? Да? Как по утрам открывать вечно пустой холодильник и уходить на завод с пустым желудком? Так мы вам напомним!
– А ты не перегибай, – прошипел я, за что получил тычок от Миши.– Все, что ты говоришь – вода. Ещё ни одной конкретной предъявы я не услышал. И парней моих не трогай.
– А ты мне не «тыкай», еще раз говорю, – заорал Костя, вскакивая с кожаного кресла. – Кто ты?
– Тебе я точно никто, собственно, как ты мне.
– Лазарь, угомонись лучше. Давай сделаем все быстро и безболезненно, – Костя вертел в руках ствол Наскалова, пытаясь напугать меня до чертиков.
Константин, возможно и был умен, но вот только не учел, что в подвальном кабинете могут быть не менее сообразительные парни. Я хорошо играю в карты и умею просчитывать расклады. И это был один из самых плохих раскладов, что мог случиться этим вечером. Очень плохой. Мне терять нечего. Черт! Даже кончить перед смертью не удалось. И стало так смешно, что не смог сдержать улыбку, растекшуюся по напряженному лицу, чем ещё больше раздразнил уже бурого от злости Костю.
– Ты смертник, что ли?
– А ты мне не «тыкай», – передразнил я и отвернулся.
Моисей молча наблюдал за происходящем. Его лицо было спокойно, словно он поймал свой «дзен», вот только губы посинели, а правая бровь еле заметно подергивалась. Я знал, что сейчас он не с нами, сейчас Моисей сидит за покерным столом, пытаясь не проиграть самому себе. Было о чем подумать.
Буба растерянно переводил взгляд с Кости на меня, Ворон не отрывал глаз от пола, ковыряя носком ботинок еле заметную щербинку в паркете, а Куранов даже не оборачивался, не желая участвовать в этом дешевом театре обличий.
Он единственный, кому было, что терять. Пропуская мимо ушей мат и брызгающую слюну Кости, представлял, как растрепанная Машка пытается поймать Нату, как шепотом проклинает вечно отсутствующего Куранова и его гребаную работу, как тяжело вздыхает, пытаясь укачать разыгравшуюся младшую дочь. Он единственный, кто имеет в жизни больше, чем деньги, тачки и дорогие хаты с комплектом люксовых шлюх.
Именно поэтому он и молчит. Понимает, что если откроет рот, то несдобровать ни ему, ни мне. Сначала нужно выбраться отсюда, желательно – полным составом, а потом прижмем этого «недоМоисея». Главное – слинять.
– Я вижу тебя насквозь, – прошипел я Косте и отошел к окну, чтобы не вдыхать его отвратительный запах перегара, открыл форточку, впуская в кабинет свежий поток воздуха. – Протрезвей.
– Я расскажу, – прошептал Куранов.
– Тогда ты не увидишь больше семью. У нас нет доказательств, и шанса нарыть их нам не дадут. Молчи. Буду говорить я.
– Тогда ты больше не увидишь мою семью, – криво усмехнулся Куран, закуривая.
– Я это переживу.
– Очухался? – вдруг вскрикнул Моисей, все это время гипнотизирующий своего пленника, прикованного наручниками к стулу.
Наскалов сморщился, ощутив всю силу удара Бубы, затем слегка дернул руками, словно просто хотел убедиться в своей догадке, и расплылся в дерзкой улыбке, окидывая всех присутствующих внимательным взглядом. Но, как ни странно, застыл он даже не на Моисее, а на Косте. Чертяга! Как он раскусил его раньше меня? Тогда, зная Наскалова, можно и поиграть. Да, Моисей не простит, если узнает, что мы его переиграли, но выбора нет.
Переживет. Если Наскалов не дурак, то не станет сразу сдавать нерадивого брата, а пощекочет «папе» нервы, чтобы вывернуть все в свою пользу. Моисей не принимает пережеванную информацию, вот и подготовим «папу»…
– О! Моисей! А я-то думал, чего это ты ко мне сегодня ни разу не подошел. Обиделся, что ли?
Моисей стоял всего в нескольких шагах от него, сложив руки на груди. Я махнул головой Бубе, давая понять, что нужно рассредоточиться по кабинету, а не кучковаться у дивана, где одиноко бледнел Миша, понявший, что вечер не закончится семейным пением песенки про каравай.
Казалось, что Моисей был спокоен, слегка напряжен, но не готов к радикальным разборкам, хотя бы сегодня. Но нет…
– Кто ты такой? – вдруг заорал он, резво подскакивая к Олегу.