– Но ты меня отпустишь! – Олег наклонился к старику, отпечатывая свою кровь на его седых кудрях. – Стоять! – заорал он, заметив, как Костя подорвался с места. Ворон быстро преградил ему дорогу к двери.
– Ты? – старик взмахнул стволом, остановившись на фигуре брата.
– Так… Это без меня! Хватит! – внезапно возникший Куранов отщелкнул наручник с одной руки, и Олег бросился вон из кабинета.
– Оставайся со своей семьей!
– Дочь не трогай!
– Это мы еще посмотрим! – рассмеялся бывший пленник в ответ, подхватив по пути заботливо отброшенный Курановым ствол.
– Связать, – взревел Моисей и бросился бежать за Наскаловым, до сих пор надеясь, что сможет остановить Янку.
– Чего стоим, Ворон? Или ты привык уже нас тут шпынять?
– Прости, Лазарь. «Папа» сказал, что это все из-за вас.
– А… Ну, все правильно. Папу надо слушаться! – похлопал растерянного парня по плечу, и хотел было выйти, как услышал женский визг и звон бьющейся посуды. Очухавшийся от удара Костя улыбнулся.
– Сука! – заорал я, ощутив подобие страха, пробежавшего по телу. – Выводи людей, Буба. Он был готов к этому.
– Миша, вызывай подмогу, а сам уходи через черный ход! Буба, за мной!
Так и знал. Шикарно украшенный зал был похож на руины. Повсюду сновали наши парни и какие-то отморозки в масках.
– Черт! Что происходит? – Буба схватил одного в маске и довольно шустро уложил на лопатки, сдергивая маску с его головы. – Пашка? Это же Пашка!
– Я, что, слепой, по-твоему? – тоже схватил одного «черноголового», сдергивая ткань. – Макс?
– Что? Удивлены? – рассмеялся откуда-то взявшийся Костя. За его спиной стояли парни, охранявшие вход в кабинет Моисея уже лет пять. – Твои парни постепенно стали моими.
– Это мои парни, – сказал Моисей, все это время мирно наблюдавший за происходящим из-за широкой колонны, измазанной кровью. – Твоего тут ничего нет.
– Моисей? – я наставил ствол на Костю, ожидая отмашки, но тут же послышались щелчки вокруг. Те, в ком я был уверен, стали доставать стволы, наставляя их на меня. Сука! Наскалов! Я же спас твою задницу, а ты где?
– Нееет! – голос Оксаны донесся откуда-то снизу. Она выползла из-под стола. Ее красивое лицо было в крови, а светлое кружево пестрило алыми разводами.
– Дочь? – рыпнулся Костя, но звуки отщелкивающихся предохранителей остановили его. Моисей, Буба и Куранов навели их на бедную Кошку, не сводящую с отца дикого взгляда.
Оксана замерла, стоя на четвереньках, её побелевшие от страха руки дрожали, а пальцы сгребали битое стекло, пуская тонкие струйки крови. Выбившиеся локоны чёрных волос свисали упругими сосульками, елозя по грязному паркету. Одна бретелька лопнула, освободив ткань, прикрывающую грудь.
– А чего ты ждал? – Моисей все же убрал ствол, опустив его в пол. – Значит, решил сменить меня. Наркота и жадность, да? Ты всегда был очень слаб ко всем искушениям современного мира.
– Пап, что он говорит?
– Отпусти ее, – голос Кости стал мягче, но Моисей даже не смотрел в его сторону, старик осматривал разгромленный зал. Шикарная стена, украшенная любимыми цветами его дочери, светилась от пулевых отверстий. За широкими колоннами в конце зала испуганно скулили официантки, сгрудившись в одну трепетавшую кучу. Светлые стены с изысканным жемчужным оттенком были измазаны кровью и испещрены пулевыми отверстиями. У входа стояла толпа парней, нервно переводящих пистолеты друг на друга, они оборачивались, уже перестав понимать – кто свой, кто чужой.
– Убери своих, – шикнул Моисей.
– Убери дочь, и мы поговорим.
– Мы поговорим все вместе, но ты уберешь своих.
Константин поджал губы, не сводя взгляда с дочери, а потом махнул рукой, и от начавшихся шевелений даже мне стало плохо. Толпа стала двигаться в хаотичном порядке, парни растерянно переводили взгляды друг на друга, молча молясь, чтобы товарищ, когда-то прикрывавший тебе спину, не стал предателем.
Первым не выдержал Куранов, он стал палить, отстреливая тех, кто решил, что может просто так покинуть ресторан.
– Суки! – вопил Буба, бросаясь в хаотично волнующуюся толпу.
Громкие звуки выстрелов доносились отовсюду, а я замер, наблюдая, как Кошка рыдает, отползая обратно под стол. Она продолжала что-то кричать отцу. А я не мог опустить ствол, не мог подбежать к ней, не мог защитить, иначе бы Костя просто слинял, и я уверен, что сбежал бы он, позабыв о бьющейся в истерике дочери. Закон сохранения собственной задницы. Мать его…
Я вздрогнул и обернулся на странный звук слева, Костя, словно подкошенный, повалился на пол, сверкнув аккуратной дырой в голове. И только Миша, опустивший ствол, как-то странно пожал плечами, не спуская взгляда с Оксаны…
Все замерли, но только на миг. Затем снова раздались звонкие оглушающие выстрелы, перебиваемые только изощренным матом.
Оксана сникла, рухнув всем телом прямо на груду осколков. Лицо стало мраморным, она даже не моргала, лишь открывала рот, не в силах произнести ни единого звука. Она ещё не понимала, что только что стала свидетелем убийства… Убийства собственного отца.