– Па… А почему мы пошли одни? – мне нравилось, что я немного ш епелявлю после того, как раскачивающийся передний зуб, наконец-то, выпал. Языком то и дело шарила по еще опухшей десне, с замиранием сердца ожидая нащупать острие нового – настоящего, взрослого коренного зуба. Звуки стали вылетать из моего рта с легким игривым свистом, что не могло не смешить окружающих. Отец кружил меня по квартире, заливаясь звонким смехом, а потом поставил и с абсолютно серьезным видом пригласил единственную дочь на свидание в зоопарк, с обязательным посещением парка аттракционов.
– А с кем бы ты хотела пойти?
– С Маришкой, – протянула я, но предательская буква «Ш» вылетела в щелку, оставляя за собой звонкий свист, что снова развеселило отца.
– Дядя Витя с дядей Мишей улетели в командировку.
– А девчонки?
– Дочь, тебе мало твоего папки? – рассмеялся он, подбрасывая меня в воздух, затем ловко подхватил и посадил себе на шею, спрятав мои подмерзшие руки в своих огромных шероховатых ладонях. – Дружить с девчонками – плохая затея. Они разбегутся, забьют голову ненужными глупостями, а я всегда буду рядом.
– Всегда?
– Всегда-всегда!
– Хорос-с-со, – снова просвистела я, устраивая подбородок на мягкой пушнине норковой шапки отца. – А когда я выйду замуж?
– О! Дочь, дай пожить немного спокойно? Прошу тебя, – рассмеялся он, раскачивая корпус то вправо, то влево, приводя меня в полный восторг. – И потом, надо же найти для тебя настоящего принца.
– А какой он, принц?
– Настоящий. Красивый и сильный, он защитит, прикроет, щедро поделится накопленным богатством, будет баловать пышными балами и, что бы ни произошло, останется рядом.
– Пап, так это же ты… Ты и есть мой принц?
У меня никогда не было мамы, но был папа. Лет до семи, но был же? Боль утраты не становится меньше оттого, что отец был рядом лишь в первые годы жизни, она не делает скидок, не учитывает качество родительского воспитания. Боль постоянна, она либо есть, либо нет. И сейчас она была. Меня не было, а боль была. Она диким вьюном опутала душу, сковала сердце, опустошила мысли и иссушила слезы. Она забирала все, щедро делясь горечью потери.
Перед глазами до сих пор стояли вмиг потускневшие глаза, застывшее выражение красивого лица и растрепавшиеся волосы. Это были мои первые похороны, я ещё никогда никого не теряла.
Папа… Он не всегда был младшим братом Моисея, но он всегда был моим отцом.
– Что ты так смотришь? – прошептала мачеха, прикрывая свои покрасневшие глаза чёрным платком.
– Успокойся, Нин.
– Когда-то ты называла меня мамой, – женщина попыталась улыбнуться, но это получилось настолько неестественно, что неловко стало даже ей.
– Когда-то я считала тебя мамой.
– Костя всегда говорил, что ты слишком независима, чтобы признавать авторитет родителей.
– Я всегда говорила, что вы слишком заняты, чтобы замечать своих детей.
– Хватит, – зашипел Васька. – Хватит! Только не сегодня! Замолчите!