Табу

Охранники меня пропустили на территорию ресторана довольно спокойно, привычно опустив любопытные взгляды, потому что девочек Моисеевых было не то, что трогать нельзя – смотреть было запрещено. Это было неописанное правило, поэтому они нас между собой называли ТАБУльки.

Я с облегчением выдохнула, потому что это обозначало только одно – меня не спешили помещать в черный список, не удивлюсь, если за хозяйским столом для меня оставили место, правда не из-за доброты душевной, а потому что для обслуги существовал довольно строгий протокол рассадки хозяйского стола, изменять который было не в компетенции ни официантов, ни даже менеджеров.

От мыслей о еде меня мгновенно затошнило, а желудок сжался в тугой ком голода. После бессонной от переживаний ночи, есть не хотелось совершенно, а засохший багет и подавно не пробуждал аппетит.

Стараясь не думать о голоде, пыталась понять, что делать дальше. Растерянно смотрела на ресторан, соскребая остатки смелости, чтобы позвонить дяде Вите. Странно, что его машины не было, да и в снующей толпе гостей нигде видно не было благородной седины и постоянного его спутника – густого табачного дыма.

Ноги не несли к главному входу, я примостилась у разлапистых елей, между которыми колыхалась пестрая растяжка с поздравлениями. Локация была превосходной, отсюда отлично просматривался большой банкетный зал, из-за яркой подсветки которого все приглашённые были как на ладони.

Ослепительно одетые пары кружились по ярко освещенному центру зала, увитому спиралями гирлянд и нитях нежно-голубых цветов. Тонкие стебельки спускались прямо с потолка, кокетливо задевая головы танцующих, создавая некое волнение нежных лепестков и бликов освещения. Когда гости чуть расступились, я заметила сестру. Марина кружилась с мужем в вальсе, озаряя зал мелкими всполохами бликов от россыпи кристаллов, рассыпанных по подолу светлого платья. Она откинула голову назад, всем телом повиснув в крепких руках супруга, раскинула руки в сторону и смеялась. Так громко, как это могла делать только она. Маришка… Даже на довольно приличном расстоянии чувствовалось, что она счастлива. По-настоящему… Нежно, восторженно, до замирания в сердце, так, что это невозможно скрывать. А что было бы, зайди я туда?

Вдоль стеклянной стены тянулись столики, сверкающие бликами фарфора, переливами шелковых скатертей и серебром приборов, а в тёмном углу за массивной барной стойкой пряталась небольшая ниша, где сидя на бархатных топчанах, мужчины пускали дурманящие струйки сигарного дыма, ведя свои тихие, но очень важные разговоры.

Со стороны все смотрелось так нелепо, странно и дико. Казалось, что я подглядываю за чужой жизнью, к которой никогда не имела никакого отношения.

Я могла туда войти, но вот хотела ли?

Ответ на этот вопрос пришёл сам: сверкая глянцем полировки, затормозившего у центрального входа черного БМВ.

Наскалов легко выскользнул из салона, попутно что-то крикнув охране, вмиг потупившей взоры, а затем открыл пассажирскую дверь, откуда вышагнула Янка. Королевское песцовое манто кокетливо сползало с оголенного плеча, тем самым изрядно раздражая и без того хмурого Олега. К собственному удивлению я наблюдала за ними с каким-то садистским удовольствием. Подмечала короткие, но абсолютно откровенные взгляды, пропитанные плохо скрываемым желанием, ощущала искрящуюся ревность, тесно переплетенную с патологически собственническими оттенками, а резкое и довольно нервное движение его руки в сторону Янки, превратилось в ненавязчивый, но такой трогательный жест заботы. Олег поправил шубу, не позволяя холодному ветру играть с нежной кожей его спутницы.

Они смотрелись сногсшибательно. Яна – тонкая и изящная, казалось, что каждый её вздох наполнен робостью и неуверенностью, но рядом с огромным мужчиной, она превращалась в робкого лебедя, смягчая его резкую мужскую красоту своей женственной магией. Картинка сложилась… это было правильно.

Все правильно…

А я? Это правильно, что я стою здесь, утопая в подтаявшем сугробе, слыша злостное урчание собственного желудка, это норма, да?

Гнев был готов взорваться, расплескав кипучие обиды, но то, что видела я собственными глазами пугало до смерти!

Гости улыбались, шутили, по-родственному похлопывали друг друга по плечам, обнимали именинницу, заставляя подножие у накрытого  серебристой скатертью стола огромными корзинами цветов, помпезно зачитывали тосты, вручали подарки. Маринка краснела то ли от смущения, то ли от выпитого вина, робко утыкалась в плечо мужа и лучезарно улыбалась отцу…  Я ощущала себя чужой, потому что все, что происходило в роскошном зале ресторана загородного клуба, было приторно органичным. И я явно туда больше не вписывалась.

Рванула с места, пытаясь пробраться к парковке как можно скорее и желательно незаметнее, потому что встречаться с родными у меня не было никакого желания.

– Сбегаешь? – чей-то басовитый голос настиг меня почти у самой машины. Оставался всего лишь шаг.