Наша любовь не то, что не ослабевала, она крепла с каждым днём и превращалась в стальное кольцо чувств, из которых выбраться было уже невозможно. Друзья сначала подшучивали над молодыми Ромео и Джульеттой, делая ставки на скорейшее расставание, а мы считали дни до моего совершеннолетия.
Я понимала, что мальчик из обычной семьи не обрадует отца, начавшего подбирать кандидатуру единственной дочери ещё в садике. Костя же был настроен решительно, наивно не подозревая о социальной пропасти между нашими семьями. Он был обычным мальчиком из обычной белорусской семьи.
Окончив школу с отличием и, благодаря мультинациональной соседской семье, поступил в БГУ на факультет, диковиной в то время, восточной филологии. Парень не просто учился, он работал, хватаясь за любую возможность заработать и пробить себе место под коварным солнцем взрослой жизни. Рассчитывать ему было не на кого. Родители работали на заводе, а брат с сестрой и сами надеялись на надёжное плечо Кости, потому что младшеньким не досталось ни усидчивости, ни сообразительности, ни упёртости.
После второго курса молодого мальчишку пригласили подработать в лингвистический лагерь, декан лично хлопотал за него, делая на лучшего ученика большие ставки.
Мне было все равно на его материальное положение, на крохотную двушку, куда предстояло переехать, если отец не примет любимого, я не думала о собственном будущем, просто наслаждалась нежным цветом синих глаз. Он был мой, а я его. И больше ни о чем думать не хотелось, вот только у моего отца было другое мнение.
– Мося, – всхлип Саньки вырвал меня из ярких воспоминаний, которые я старалась спрятать в самый дальний шкаф своей памяти. – Как же вы?
– Это еще не конец, Саня… Это было только начало…
Глава 19
Отец, естественно с подачи мачехи, был абсолютно решительно настроенустроить судьбу своей доченьки, как можно лучше. Ну, а если честно, то просто максимально выгодно. Нина с каким-то остервенением капала ему на мозги, изо дня в день, повторяя, что если отец не поторопится, то взрослая дочка выпорхнет из клетки, и потом уже будет довольно сложно заставить ее делать то, что правильно, нужно и выгодно.
Время было странное, даже можно сказать смутное. Девяностые годы несли за собой флёр неуверенности и какого-то нездорового, практически наркоманского чувства дурманящего опьянения. Все ждали перемен, ждали дня Х, когда мы просто не узнаем реальность, проснувшись рано утром: холодильник будет трещать по швам от разнообразия, дверки шкафов не сомкнутся от напора фирмы, а города преобразятся, напрочь позабыв о серости поголовной советской застройки.
Но что бы ни происходило на политической, торговой и социальной аренах, люди остались прежние: привыкнув к жизни по правилам общаги, продолжали смачно харкать прямо на асфальт, бросать яркие обертки на зеленеющий газон и вышвыривать мусор из открытой форточки. Даже мечтая о благополучии, богатстве и сытости, продолжали оставаться серыми от зависти, озлобленными трудностями и не готовыми к переменам. Все, о чем мечтало то поколение – мистическая свобода, которую зачастую путали с вседозволенностью. Люди думали, что такие вещи, как справедливость, благополучие, равенство появятся из воздуха, как будто кто-то потер старую лампу джина. Никому и в голову не взбрело, что нужно упорно работать, чтобы получить хоть малую толику желаемого.
Агонию от красивых оберток забугорных товаров, резко появившихся у фарцовщиков и в подпольных маленьких магазинчиках, сменяли зависть, чувство беспомощности и злости, что кому-то дозволено больше, чем нам.
В сознании людей произошел сбой. Поголовно создавались кооперативы, росло количество ларьков с подпольной водкой, бутылка которой была заманчиво украшена бородатым дядькой, весело подмигивающим любому желающему опохмелиться.
Этот период дядя Витя называет по-русски звонко – «эпоха лоха». Все стремились обогатиться за счет друг друга, ища слабое оправдание содеянному в несправедливости мира. Так и жили. Мечтали о чуде, тешили надежду о том, что государство нам обязано всем, а мы и дальше можем протирать штаны на диване, наивно забывая, что государство – это всего лишь люди, не джин, исполняющий желания, а такие же слабые людишки. Конечно, были и те, кто пахал сутками, перебегая из одного заводского цеха в другой, лишь бы заработать для семьи, но они несправедливо терялись на фоне всеобщей бестолковой суеты…
Отец подозревал, что старший брат не останется в родном городе. Виктор был умен, он учуял шанс подняться задолго до перестройки, поэтому как только волна людского ропота побежала по стране, бросился в самую пучину волнения, в регион, перенасыщенный заводами- гигантами, стены которых плакали воспоминаниями о раскаленных доменных печах, о черных от сажи лицах трудяг, о громких газетных заголовках с размытой фотографией тяжелого оружия, производимого для безопасности нашей страны.