Табу и невинность

Начиная с 13 декабря ограниченный характер репрессий был аргументом, употреблявшимся группой Ярузельского в бессчетных публичных декларациях и конфиденциальных заверениях в стране и за рубежом. То, что произошло, заявляли они, должно было случиться. Репрессии, приостановка свобод – все это действительно болезненная вещь, но любая другая правящая команда или Москва прописали бы гораздо более горькое лекарство. Теперь речь идет о спасении того, что можно спасти. Не изолируйте власть, не применяйте санкций, ибо этим вы приговорите Польшу к еще более братскому объятию со стороны Москвы. Не бастуйте, не бунтуйте, не устраивайте демонстраций, ибо каждая манифестация независимости и оппозиционности укрепляет шансы тех, кто жаждет окончательного решения польского вопроса.

Иными словами, предостережение об опасности трансформации самоограничивающейся контрреволюции в контрреволюцию tout court (в чистом виде) представляло собой с самого начала и по-прежнему представляет важный аргумент в продолжающихся переговорах власти с епископатом, интеллектуалами, западными правительствами, советниками «Солидарности».

С другой стороны, угроза перехода от такого движения сопротивления, которое само себя ограничивает, к тотальному движению является, помимо всего, еще и существенным элементом перманентной пробы сил. Предостерегает как от акций, предпринимаемых сознательно в ответ на действия или же бездействие властей, так и от спонтанных реакций общества. И поэтому предупреждает о готовности основной массы людей присоединиться к всеобщей забастовке и одновременно об опасности неконтролируемых взрывов, на которые будет способно отчаявшееся общество, если и хунта не пойдет на соответствующие уступки.

Аргументы, применяемые обеими сторонами – и угрожающие распространением поля конфликта, – являются, разумеется, нормальным составным элементом любой конфронтации. Но те опасности, на которые они ссылаются, более чем реальны, и никто не вправе их игнорировать. Существует угроза того, что материальная деградация общества будет сочетаться с чувством унижения и с ненавистью к тем, кто отобрал завоеванные на столь короткий срок гражданские права, образуя в результате такого сочетания настоящий заряд взрывчатки. Реальной, наверно, является также опасность появления террористических групп отчаявшейся молодежи, не видящей для себя будущего как в официальной Польше, так и в умеренной подпольной Польше, которая не будет удовлетворять ее потребности в действиях и в однозначности выбираемых вариантов. Но верно также и другое – что те вещи, которые сегодня представляются невыносимыми, могут оказаться только увертюрой к еще более драматической ситуации; что атака против общества может трансформироваться в открытую войну против народа, целью которой станет наведение в Польше кладбищенского спокойствия и порядка.

Шансы на соглашение

Является ли сознание отсутствия какой-либо альтернативы для мирного сосуществования коммунистической власти и общества достаточным условием для того, чтобы примирение на самом деле стало реальным фактом? Насколько власть может быть сегодня заинтересована в поисках соглашения с обществом?

Не раз подчеркивалось, что правление посредством насилия в длительной перспективе является чрезвычайно дорогостоящим и не слишком безопасным. Единственно согласие, примирение, говорили знатоки, может обеспечить если не общественную поддержку, то, на худой конец, хотя бы позволение на правление коммунистов, готовность смириться с ним. Только тогда можно думать о создании институциональных рамок, гарантирующих Польской объединенной рабочей партии (ПОРП, то есть коммунистам) политический контроль над страной и соблюдение советских интересов, но одновременно обеспечивающих в меру бескризисное развитие страны.

Насколько подобные аргументы могут быть убедительными в глазах правящей клики? Думаю, многие из ее членов отдают себе отчет в том, что в такой стране, как Польша, сохранить советский строй на сколько-нибудь длительный срок невозможно. Впрочем, он везде переживает глубокий кризис. Но такую долговременную перспективу не удается легко переложить на сегодняшние интересы и поведение власти. Ведь сегодня ее в первую голову интересует обеспечение условий безопасности для себя, полный контроль над ситуацией, уничтожение всяких центров независимой политической и общественной инициативы – одним словом, пацификация, то есть насильственное умиротворение, усмирение страны. И никакие призывы представителей независимого общественного мнения или даже партийных либералов не могут победить близорукость правящей камарильи – достойную сожаления, но вместе с тем рациональную с точки зрения защиты ее интересов.