Taedium phaenomeni (СИ)

      - А, знаешь, я прежде не замечал, но глаза у тебя, оказывается, такого же удивительного цвета, как и небо, славный... Настоящее летнее небо. Ну, что ты, что? Не волнуйся, солнце больше не уйдет от тебя, слышишь?

      - Уверен…?

      - Уверен. Конечно, уверен. Куда ему уходить от своего же истосковавшегося неба?

      Юу ругался, Юу матерился - тихо-тихо, чтобы не услышал пока еще незнакомый небесный шар, перед которым если и получалось что делать, так только робеть и смущаться. Ловил пальцами желтые пролетающие листья, оставшиеся витать с прошлых осенних погребов, фыркал, задыхался, кашлял сбитыми кислородными настойками, снова и снова рыдал, после - смеялся, после – хватал выбеленного болтливого идиота за шею, утыкался ему в грудь, стискивал, обнимал, опять ревел, опять кричал, опять бессвязно бормотал, едва поспевая шевелить губами.

      Медленно-медленно, шатко-шатко понимал: они выжили. Понимал - не навсегда, наверное, но...

      Но, Господи, но.

      Выжили, выжили, выжили! Выбрались, сбежали, прошли сквозь огонь, пролетели псом, розой и хохочущим жарким драконом сквозь воронью кружащую стаю, сквозь лабиринты и камни, сквозь холод и проложенные крысами трубы!

      И золотое ржавое солнце медленно клонилось вниз, медленно садилось тучной откормленной птицей во взбитые облака света и пыли, и просыпались за тенью его тусклые комочки-звезды, и носились над песками последние дымные очаги, и светились далеко впереди огни качающейся на волнах пристани, до которой топать - сутки, трое, пятеро, потому что земля вовсе не круглая, глупый ты доверчивый малыш.

      Земля всего лишь длинна, так длинна, так беспробудна, так хороша...

      И теперь, когда ты знаешь это, малыш…

      Теперь не спи, слышишь?

      Никогда, ни на секунду, пока не узнаешь всего, пока не вкусишь, пока не поверишь, что твое и надолго – не спи.

      Не спи.

Mea vita et anima es…

      ...И привратник Кафур вышел на улицу и отдал магрибинцу волшебную лампу, а взамен получил новенький медный светильник. Магрибинец очень обрадовался, что его хитрость удалась, и спрятал лампу за пазуху. Он купил на рынке осла и уехал.

      А выехав за город и убедившись, что никто его не видит и не слышит, магрибинец потер лампу, и джинн Маймун явился перед ним. Магрибинец крикнул ему:

      - Хочу, чтобы ты перенес дворец Аладдина и всех, кто в нем находится, в Ифрикию и поставил бы его в моем саду, возле моего дома. И меня тоже перенеси туда.

      - Будет исполнено, - сказал джинн. - Закрой глаза и открой глаза, и дворец будет в Ифрикии. А может быть, ты хочешь, чтобы я разрушил город?

      - Исполняй то, что я тебе приказал, - сказал магрибинец, и не успел он договорить этих слов, как увидел себя в своем саду в Ифрикии, у дворца. И вот пока все, что с ним было.

      Что же касается султана, то он проснулся утром и выглянул в окно - и вдруг видит, что дворец исчез и там, где он стоял - ровное гладкое место. Султан протер глаза, думая, что он спит, и даже ущипнул себе руку, чтобы проснуться, но дворец не появился.

      Султан не знал, что подумать, и начал громко плакать и стонать. Он понял, что с царевной Будур случилась какая-то беда. На крики султана прибежал визирь и спросил:

      - Что с тобой случилось, о владыка султан? Какое бедствие тебя поразило?