Taedium phaenomeni (СИ)

      Нет, он бы рехнулся по-другому, по-настоящему; он уже начинал трогаться рассудком, пока носился по больничному зловонному закутку, пока в ужасе косился на незамеченные ранее газовые терморегулирующие баллоны неподалеку от столовой операционной кровати, пока чувствовал себя посаженной в клетку морской свинкой, одновременно замкнутой в удушливое кошмарное пространство и вместе с тем открытой любопытствующим глазам наблюдающих садистов-людей.

      Он не представлял, как можно уснуть здесь, в этом каменном мешке с крошечными окошечками для поступающего удушливого кислорода. Заламывая мешающие руки, как беспокойная сорная муха с отяжелевшим черным брюхом, даже не хотел воображать, каково все это время жилось заточенному здесь мальчонке: улечься на кошмарную столешницу, дождаться выключения громыхнувшего цоколем света, укутаться в простыню. Почувствовать вокруг себя обострившиеся убивающие запахи разложившейся от медикаментов плоти, день изо дня существовать в продолжающей медленно добивать могиле, даже не в больнице, в откровенном дурдоме с кипенными волокнистыми стенами и чертовым подзорным стеклом, которое, хитро подмигивая тусклыми окулярами, начинало выводить из себя все больше и больше.

      Стекло глядело, стекло холодило, стекло притягивало к себе уродством отпущенных улыбок, и еще через семь минутных единиц Аллену вдруг подумалось, что лучшее, что он может сейчас сделать - это выбить его к чертовой матери прочь, уничтожить, оборвать никому не нужное существование, избавиться от белых улиток, постоянно таращащихся антенных выдвижных глаз.

      Наверное, он бы и впрямь попытался - позабыл, кто он такой, ухватился за проклятую табуретку, замахиваясь той для бесполезного сокрушительного удара. Воспоминания болезненно клюнули в загривок, внутри взбунтовалась проигнорированная крестовая сила; стиснув зубы, Аллен почти активировал Клоуна, почти всадил в проклятую стекляшку убивающие когти, на этот раз уверенный, что успеха добьется и сучья чернота разлетится на миллионы мелких крошевных осколков...

      И остановился только чудом, только провидением свыше и маленькой господней хитростью-уловкой, вынудившей услышать, как по ту сторону двери раздается громоздкий скрежет, чей-то надрывной вопль, сальный крик, шахтерная ругань.

      Шаги не просто пробились в его самообразный кокон, не просто прозвучали на грани отмахнувшегося от них слуха - шаги взорвались, ворвались, вторглись с болезненного обескуражившего удара; нечто массивное стукнулось о ту сторону закрытой пока еще двери, и Аллен, более-менее возращенный к истокам самого себя, задохнувшись в стылом запоздавшем понимании, чего он только что чуть не натворил, мечась из стороны в сторону, в ужасе осознавая, что спрятаться здесь практически негде, рванул в благословении кусающей за пятки удачи к первому попавшемуся санитарному шкафу.

      В истерике ускользающего из пальцев времени отодрал тот от запыленной стены, с ужасом обнаружив, что некоторые из затесавшихся наверху бутылочек, пошатнувшись, свалились на пол, растекшись стеклом, порошками, звоном и каплями. Кусая губы, но понимая, что лучшего убежища здесь попросту не отыскать, если только не вырыть за двадцать секунд спасительный окоп, пролез в образовавшуюся между стеной и мебельным задником щель, умаливая Бога, чтобы тот только не выдал и не привел сюда кого-нибудь, награжденного дарованием и склонностью проявлять чересчур завышенное внимание…

      А уже в следующую секунду услышал - видеть из его нового убежища совершенно не получалось, - как дверь, прошаркав низом по полу, с тяжелым скрипом приоткрывается, впуская внутрь не только мальчишеские легковесные шажки, но и стук чьих-то чужих каблуков, размеренным грузным шагом бредущих за маленьким зверенышем по следу.

      Снова закрылась дверь, прохлопала площадными голубиными крыльями ткань, прокряхтел молодой опустошенный голос, в котором Аллен почти сразу узнал ту несчастную обезьянку, что вилась следом за врачующим Сирлинсом в самом начале его непредвиденного утреннего пути:

      - И зачем, скажи, пожалуйста, ты снова на меня набросился, Юу?

      Ответа не последовало; мелкие легкие шажочки прошаркали до угрюмого стола, резонирующе оборвались. Скрипнуло слитое с железом держащее дерево, подыграла обившая поверхность стянутая животная кожа.

      Аллен разобрал пренебрежительное знакомое цыканье, ощутил ударившие в воздух нервные истоки, почти поймал на себе чернявый понимающий взгляд, прошедший стрелой сквозь шкаф. В ту же секунду услышал:

      - Я только пришел сказать, что у нас случились некоторые... проблемы, поэтому сегодня мы с тобой заниматься не сможем. Сегодня я просто проверю тебя, подлатаю, если обнаружу, что что-нибудь не в порядке, и ты останешься отдыхать до утра. Ты ведь все равно не любишь ходить в ту комнату, верно? Поэтому, мне кажется, что это хорошие новости для тебя, и тебе не стоит благодарить за них попыткой открутить мне голову – она, если ты не успел запомнить, обратно не прирастет.