Taedium phaenomeni (СИ)

      - Я сам не знаю, хороший мой. Может быть это просто совпадение, и у них случилось что-нибудь из ряда вон иное, но нормальное освещение нежданно-негаданно сменилось этим вот гадством, неподалеку пронесся второпях собранный отряд, кто-то прокричал про те тела, которые я оставил досыпать в каморках... Мне даже почудилось, будто я слышал сигнальную аларму, хоть и опять-таки не могу утверждать наверняка. В любом случае, маршрут пришлось поспешно менять, я был вынужден нырнуть в первый попавшийся люк, выдрать чертову крышку, и теперь мы, собственно, здесь. Остается только надеяться, что никто не заметит, что присобаченная обратно мной решетка держится на откровенных соплях, потому что возиться с ней времени у меня попросту не было. Я не знаю, что именно приключилось, но вариантов, собственно, не так и много: либо они заметили твою пропажу, либо отыскали те из тел, которые я распихал по клеткам этого гадюшника, либо остался вариант третий, никак нас с тобой не затрагивающий. И хорошо бы, окажись это так.

      Юу непонимающе нахмурил темные брови, но кричать да рычать, хоть и жутко хотелось, не стал. Вместо этого еще разок огляделся по сторонам - уже внимательнее, уже неторопливее, понимая, что ему не померещилось, и они впрямь, наверное, оказались...

      - Так мы сейчас, выходит, внутри...

      - Труб, - рассеянно договорил за него Уолкер, беглым взглядом обдавая железо узких оглушающих стен, округлый арочный полупотолок, такой же громоздкий сферический пол, отдающийся от ног перепетью гулких дребезжащих шагов. Наверху, в метрах двух от седой макушки, тянулись трубы тонкие, узкие, витиеватые, как разболтанные рельсы, пусть Юу и никогда не видел никаких рельсов вживую - изгибались головками человеческих телесных паразитов, ныряли выше и ниже, отливали тонкой сталью под красным сухим соком скудного освещения. Иногда их куски - отпиленные и оторванные - валялись прямиком на полу, и со срубов капала непонятная вязкая жидкость цвета еще более красного, еще более проточного, чем застоявшийся сырой воздух. Иногда обрубки и сколы выглядывали из проеденных норок под ногами, уводя черными пропастями в жестяную бездну, и шаг за шагом разило трясиной, плесенью, пролитой химией, плотной инертной массой, зализанной временной коррозией. - Я отдаю себе отчет, что место это не самое лучшее и не самое надежное, но, по крайней мере, здесь у нас с тобой куда как больше шансов остаться незамеченными: края эти все равно не выглядят так, будто здесь хоть изредка кто-нибудь прогуливается, так что...

      Если приглядеться получше, то можно было заметить проевшую стены засушенную теперь кислоту, набежавшую сверху воду, обращенную в известковый порошок, выплесканный физраствор, снявший с железа парочку верхних скальпов для первой пробы. Обернувшийся вязкой смолой бром, постепенно утекающий в расщелины воздух, оставляющий за собой одну сплошную душную парилку, чавкающую под ногами хлюпкость, разбросанную черт знает откуда взявшуюся крошащуюся щебенку, меняющие размеры зияющие отверстия, стрельчатые переходы, пусть Юу и настойчиво чудилось, будто их чертова труба как текла себе в единственном неусыпном экземпляре, но все же, оказывается, она незаметно расходилась, двоилась, менялась, преломляла себя на манер луча, застрявшего в человеческом мясе.

      Где-то что-то с водонапорным хлестом стекало, терлось ржавой переносицей о бетонный причал, скалилось лицами подвесных отражающих тарелок, но все равно тишина надавливала торжественной глыбой, лизала подрагивающие от ее присутствия плечи, ластилась к вспотевшим ладоням, покусывала хрусткими зубами за розовеющие уши. Забиралась когтистыми старушечьими пальчонками внутрь, раздвигала покорные белые ребра, что-то там под ними радиоактивировала по велению выключательного щелчка, и Юу, которому все еще хотелось разразиться тирадой по поводу чертового поступка чертового Уолкера, которому думалось, что не пойдет он с ним никуда и ни за что, что должен немедленно возвращаться обратно и снова сдаваться в руки извечных мучителей, почему-то не хотелось ни спорить, ни говорить, чтобы лишний раз не тревожить Ее гиблого Величества.

      Оставалось только покусывать спелые губы, бессильно опускать на чужое плечо голову, щериться на себя за окутавшую тело умертвляющую слабость, но все-таки утыкаться лбом и носом в чужой пушистый затылок, приопускать ресницы, хвататься ладонями за одежду и руки. Вслушиваться в чавкающее по мокроте торопливое «топ-топ-топ», вздрагивать от звона и беспричинного дребезга, гула и рокота, а потом, вспоминая, что причины есть всегда, обманывать себя, что...

      Что еще немножко, совсем чуть-чуть он еще во все это поиграть может.

      Еще капельку - так по-детски и так незаслуженно, чтобы стало вконец непонятно, то ли «любить», то ли все-таки попросту «эй»…

      Может.

      Юу не разговаривал с ним.