- Заткнись ты, - тихо и скорченно-смущенно, проглотив вместе с безжизненной слюной растаявшую злобу, буркнул он, поспешно отводя взволнованный посиневший взгляд. - Заткнись, чокнутый придурок... Понятия не имею, о чем ты постоянно треплешься, и иметь его не хочу, понял? Просто заткнись, пока я тебе не вмазал. И не думай, будто я не могу! Усек?
Уолкер, скотина, закашлялся - подавил чертов смешок, прикрывшись выгодной теперь знойной пустынностью двух горящих ртов. Встрепенулся, улыбнулся нахальными всевидящими глазищами и, безнаказанно потрепав Второго по голове, согласился:
- Конечно, славный. Конечно.
Так просто и так по-своему серьезно согласился, будто все, чем сыпал глупый синтезированный мальчишка Юу, не было такой же последней на планете синтезированной несусветной глупостью.
***
Пить хотелось все больше, сил оставалось все меньше, и когда внутренние часы Аллена с треском сбились с заведенного проторенного курса, разломились, взорвались, заскрипев сухой-сухой осью, на пути им - впервые за все время непрерывной утомившей ходьбы - попалось более-менее пригодное для коротенького привала местечко.
Трубы продолжали тянуться обширными заглатывающими жерловинами, трубы уводили теперь вправо и дальше, делясь на гнездовые ячейки, ныряли разом в три подвернувшиеся стороны, а с проигнорированного их ходом левого борта, обложенный бетоном, выкарабкался мелкий, в меру уютный закуток, представляющий из себя самый обыкновенный угол из камня, а не железа, сборище новых миниатюрных трубных водостоков, теперь тянущихся не вширь, а строго и перпендикулярно вверх. Несколько вентильных толстых кранов, рычаги для регулировки напора воды, бесконечный слой облепившей пространство ржавчины, утолстившей пласт железа на несколько фальшивых сантиметров. Вокруг - несколько перевернутых картонных коробок, наполовину успевших сгнить, да болтающиеся над головой лампочки в цепочной проводке; причудливое местечко выглядело так, будто кто-то когда-то специально обустраивал его себе под спальный участочек выдранного с кровью мира, тоже вот так вот спасаясь от живущих в лабораторных комнатах чудовищ.
Впрочем, приглядевшись, Аллен обнаружил на стенах ряби слепых полос, отпечатавшиеся в камни истязающие в агонии ногти, въевшиеся в бетон волосинки, и ощущение уюта быстро и безвозвратно покинуло его, однако же тело настолько устало, сердце настолько ломилось под выматывающим напряжением, а руки настолько откровенно отваливались, что воспротивиться соблазну он, вопреки всем доводам здравого смысла, понукающего немедленно двигаться и двигаться дальше, пока все, наконец, не закончится последней точкой доброй дворцовой сказки, не смог.
Осторожно сгрудил удивленного Юу на ноги, подергал за ламповые ниточки, в изумлении и приподнявшемся расположении духа обнаружив, что те резво разожглись бледновато-желтым свечением, будто увеличившиеся в размерах опухоли-звезды на небесном рентгенном теле. Довольный, настороженно заглянул в притаившиеся возле края откоса коробки, и с еще большим изумлением обнаружил, что те полны не ожидаемыми химикатами или человеческими костистыми запчастями, а самыми обыкновенными грязными промасленными тряпками да...
Бумажными книгами в полуразвалившихся твердых переплетах.
Нагло осмелившись предположить, будто кто-то могучий, улыбчивый и поддерживающий наверху оказывает ему свое содействие, Уолкер, задумчиво поглядывая на молчаливого угрюмого мальчишку, вытряхнув те как следует, расстелил на полу бело-серо-зеленые, в следствии оказавшиеся вроде бы врачебными, найденные простыни. Сложил их одна на другую, отодрал комки прицепившейся пушистой плесени, прогнал прочь горстку завозившихся жуков, стараясь не обращать внимания на брезгливую ошарашенность на вытянувшейся мордахе Юу, и, поведя в сторону рукой, пригласил маленького похищенного гостя располагаться в таком же по-своему похищенном «доме», сам уже до конца не понимая, что такое причудливое да ребяческое начинает вытворять, погружаясь в воспоминания о минувшем беспризорном детстве, когда каждая найденная вещица тащилась в нагретое гнездо, а из плесени вязались ниткой забавные согревающие игрушки.
Юу ломался долго, Юу дулся и куксился, всем своим видом показывая, что к той категории людей, из которой вымахал дурной Уолкер, не принадлежит и никогда принадлежать не будет. Косился назад, будто с запозданием осознавая, что теперь он хотя бы временно свободен и может, наверное, попытаться отсюда удрать, а потом снова менялся в лице, бледнел, в упор пялился на Уолкера с неприязненным подозрением, но, в конце всех концов, все-таки прекратил бараниться, все-таки подтек к застеленному простынями льдистому полу, все-таки устроил на «ложе» тощее костлявое седалище, в порыве брезгливости удерживая руки пока что в спасительной невесомости.