Taedium phaenomeni (СИ)

      - Наверное. Наверное, да. И... я же сказал, что оно раз за разом происходит само. Со мной много что происходит, если ты еще не понял, само! А ты и себя и меня чуть не грохнул, придурок! В следующий раз хотя бы думай своей тупой башкой, прежде чем… Прежде чем…

      На роковом «прежде чем», сорвавшемся с губ одновременно со взрывающимся грохотом последних опорных балок-воронов, удерживающих конструкцию шаткого подвесного моста, для всего на тусклом подземном свете сделалось чуточку поздно; пятки Уолкера пришились к лизнувшей их пропасти, провалились ненадолго в ее утробу, тщетно ухватившись за отчаянную попытку воспротивиться. Притяжение голодного целаканта с морской бездны щелкнуло игольчатыми челюстями и, наверное, выпрыгнуло бы на сушу, сожрало бы загнанную жертву, заглотило бы вместе с воплем застывшего окаменевшего Второго, с громом срывающегося железного камня, с накреняющимся лесом поваленных надрубленных труб, со слиянием с бесцветной тушей высохшей губки, некогда зовущейся Алленом Уолкером, когда левая крестовая рука, вскинувшая когти, обклеилась смутно знакомыми Юу белыми лентами.

      Бинты-повязки, трепеща со свистящим духлым ветром, ринулись в небо, потянулись во все стороны разом, точно гигантская пещерная паутина. Загудели, затрещали эластичной упругостью, ткнулись головками слепых червяков, но всюду, куда они ни пытались пристать, где ни искали места для сброски уставшего крошащегося якоря - отрывались от стен трубы, вырывались куски непрочной остовы, крошился ломтями малодушный потолок.

      Аллен чертыхался, Аллен, теряя последнюю опору в обесцвечивающемся сумраке, уносился спиной в бездну, обнимая защищающим плащом прильнувшего к нему мальчишку с останавливающимся от ужаса сердцем. Аллен успевал немотно завывать прокаженной собакой с девонширских пустошей и кусать от злости губы, а ленты-марли все носились, все пытались, все отталкивались хохочущими ударами обратно, не встречая ни единого отклика из безотзывчивой Вселенной, смолкшей локатором одинокого дрейфующего дельфина.

      Дальше деваться было попросту некуда, дальше оставались только двуличные звезды, что горели, горели, горели, дышали в спину помойным зловонием вырытой внизу ямы, тускнели сажей и углем, и когда мост, прогнувшись, понесся навстречу гибели всем своим дряхлым китовым усом, когда мальчик Юу закричал осенним домовым духом, разбившим шутки ради груду белых грязных тарелок, оставшихся спать на охваченной пламенем плите, когда от стен, точно пули, отскочили ночные мотыльки сброшенных сердцем молитв, тогда белые королевские пояса, в отчаянии ухватившись за крюк самой тщедушной, самой тонкой и жалобной на вид трубы, наконец, отыскали райское яблоко своего спасения.

      Обвязавшись вокруг ее шеи, удушив, сковав с несколько линялых узлов, бинтовые пояса натянулись, остановили неизбежность несущего смерть падения. Покачнулись, сотряхнули до костного мозга, а после, лавируя в потоке продолжающих и продолжающих рушиться вниз железных пластов, понесли обратно наверх, прочь от костистой поступи смерти, водрузившей на сажневые плечи улыбчивую луковую башку.

      Рушились тучи задранных башен, скрипела писчая красная бумага под ализарином мареновых чернил. Перемигивался, отключаясь, последний свет, для кого-то что-то беззаветно заканчивалось, для кого-то другого что-то непостижимо открывалось - грохот взмывался на все этажи, предупреждал, приносил свежие отпечатавшиеся следы, отмыкал заржавелые замки без ключей и ключников, а Уолкер и мальчишка с перцовыми глазами, кое-как обхватившись руками и ногами за студенистый бок покореженной, повизгивающей, но все еще твердой надежной трубы, привалившись к ней вжатыми животами, пытались не отдышаться, но заново научиться дышать, вбирая пористыми просаженными легкими вместе с пробивающимся кислородом осадки перемолотой отравленной пыли и чужого праха, покоившегося прежде глубоко-глубоко на склепном затемненном дне.

      - Черт... черт же... Ты не мог сделать этого... раньше... тупой ты Уолкер...?! Не мог, да, ублюдок...?! - кашляя сквозь слезы, в полушаге от сердечной смерти хрипел Юу, вжимаясь в несчастный кусок трубы так крепко, что казалось, будто отныне он - юный подрастающий полип, непригодный к жизненным тягостным условиям без несущего его организма. - Этот твой чертов фокус с летающими тряпками... Ты не мог сделать его сразу?!

      - Мог, но... Но… надеялся, что не придется... Не хотел… я… - послышалось ответом настолько тихое, невзрачное, расшатанное, что у Юу даже не сразу получилось разобрать, о чем выседенный вербный дурак говорит. Зато когда получилось...