Taedium phaenomeni (СИ)

      Юу почти не видел их - только за спиной мелькали длинные фигуры в длинных одеждах: черных ли, белых, он уже не понимал, погрузившись в монохромный однолицевый мир серых каракуль, где каждое лицо, прячущееся под сдвинутой тряпкой, отращивало клюв, каркало, щетинило жесткие перья, било разрезанным ловчим крылом, поднимая тысячу и один ветер. Было больно - дышать, бежать, ощущать собственную руку, рвущуюся на кровь под пальцами сдавливающего ее Аллена, безвозвратно пересекшего ту грань, когда рассудок больше не соглашается отмеривать силу, выплескиваемые в пустоту поддерживающие ресурсы, возможности, крохи оставшейся в венах тлеющей жизни. Легкие стиснулись в зализнувшем их вакууме, в глотке застряли смоченные кашлем стоны, голова кружилась, в висках звенело от тишины и набегающего испариной страха, по ногам привычно стекала кровь, и каждый нож, вонзающийся в северную спину Уолкера, бил сильнее, чем остановка и возрождение его собственного, давно привыкшего к однообразию животворящего круговорота, сердца.

      Второй кусал губы, Второй хотел помочь, но получалось только бежать, только сцеплять кости, только не ныть, только ненавидеть, только не смотреть. Только мечтать, только молить - ведь ты же пообещал, глупый белый шут, будто я могу сделать хотя бы это: Господи, убей их. Господи, пожалуйста, убей. За него, за меня, за кого-нибудь другого, кого тебе не жаль, но кто еще только должен зародиться в этих чертовых игрушечных стенах. Убей их всех раньше, чем это случится. Убей их для того, чтобы чертов Аладдин нашел свою лампу, чтобы я узнал, как выглядят настоящие розы, чтобы он объяснил еще тысячу ничего не значащих слов и показал проклятый банановый остров, весну и несчастные сэндвичи с болонской колбасой.

      Господи, убей...

      Убей их, убей же, ну!

      Птицы кружили, птицы пикировали вымазанными в золе падальщиками, и когда одна из них, снова поменяв местами полюса, выросла у них на пути, спрятав заклинание под выпущенным навстречу фукибари, Юу на миг показалось, будто передавленный сводящим с ума уродством Уолкер вот-вот выцарапает самому себе кишки, выблюет собственной кровью, напишет на коже, на стенах, на воздухе: «Я. Не. Хочу. Никого. Убивать». Уолкер метался между мечом, лишь забирающим часть силы, но не срезающим плоти, и когтями, способными осквернять, рвать, останавливать красные мокрые сердечные трубки. Уолкер уворачивался от сыплющихся на них ударов, выл выброшенной на задворье псиной, хрипел, утирал с глаз набегающую, застилающую видимость, кровь. Смешивал белое с красным, играл в поганую рулетку без права на победу; когти, все же заменившие бесполезный меч, мазнули по стене, содрали пласт железа и кирпича, со скрежетом обрушили пыльную труху на птицу в белом - все-таки белом - тряпье, пока сам экзорцист, наплевав на пронзающие остриями плечи лезвия, напарывался на выставленное и пущенное в погоню оружие.

      - Что ты... что делаешь, идиот...?! Почему ты их не... Ты же просто можешь... перебить их всех! Просто взять и перебить! - Юу кашлял, Юу кричал, Юу слеп от тучи пыли, от забивающейся в глотку крошки, от севшего голоса и слез, от страха и обиды на того, кто так легко мог попытаться вывести их отсюда, не отдавать его обратно теперь, когда он сам больше не хотел возвращаться, у кого была для того бесценная сила, кто обронил столько сведших с ума обещаний, а седоголовый кретин вместо этого просто...

      Этот чертов кретин, он просто...

      Просто с рвением и рыками убивался сам, оставляя незаслуженную жизнь тем, кому было и на него, и на его проклятую жертвенность глубоко наплевать!

      Серые глаза мазнули по дозывающемуся мальчишке с летной загнанностью, с осколками разбитого рубинового стекла, с тенью истинных лепестковых роз, что в диком прибрежном саду, на вышитом снегами склоне, впали в долгий зимний столбняк.

      - Я не... я не могу их... Юу, я... - он бормотал, бессвязно кричал, заплетался языком, руками и ногами, продолжая погружаться в черный затягивающий зев, пахнущий теперь терпкой желтой серой и пролитым нашатырем; на ничего не значащем повороте, которых здесь десятки, сотни, ударившись плечом и костистой боковиной о каменный литейный угол, Уолкер попытался наклониться, чтобы подхватить теряющего способность к передвижению Юу, кашляющего сгустками пороховой крови, на руки, но мальчишка отскочил, мальчишка не дался, мальчишка уставился с укоряющей обидой в распахнутых полупомешанных глазах, вот-вот обещающих сорваться в госпитальерскую преисподнюю без шанса на возвращение. - Я не... я не могу, Юу! Я не могу так просто взять и... живых... людей... Я...