Таежным фарватером

На счастье за мыском уходит в сторону от реки неширокая полоска воды. Что за протока? Куда она ведет? Не пойти ли по ней? Ну, что же: поплывем. Иногда неизвестность предпочитают очевидной бессмысленности. А у этой протоки нет берегов, и деревья тут стоят «по колено» в воде. Зато тихо. Только шумит вдали Иртыш.

Но вода снова приводит к нему. Видно, всего лишь остров объехали. А река все та же — не подступиться.

И тогда мы расчаливаем катер между двумя ивами, вылезаем на берег, чтобы обсушиться и подсчитать убытки.

Место вынужденной гавани «Горизонта» не привело нас в восторг. Высокие травы на низком берегу. Ржавое болотце по соседству. И ни одной сухой хворостинки. Если, правда, не принимать в расчет тех, что остались на макушке старых ив.

Чтобы поднять боевой дух экипажа, включаем транзисторный приемник. «Маяк» передает концерт по заявкам моряков. Ну, это уж слишком: слушать песни о покорении морей и океанов после иртышской неудачи.

И опять шумит над рекой ветер, навевая осеннюю грусть.

Еще больше загрустили, обнаружив, что от некогда обширных продовольственных запасов ничего не осталось. Вывернув наизнанку рюкзаки, заглянув под елани и для верности еще в моторное отделение, находим банку консервов. И даже не мясных! Этикетка обещает невероятное угощение — карася с гречневой кашей. На ярлыке изображено нечто напоминающее золотую рыбку. Как она приплыла к нам, никто этого не помнит. А на круглой жестянке еще выбито, как на памятной медали: «День рыбака 1965 г.»

Вскрываем банку так, как если бы она содержала черную икру. А когда пробуем чудом сохранившееся на борту катера яство, то не можем решить, что же лучше: сам карась или гречневая каша. Мы смакуем и то и другое, как на званом ужине. Не достает лишь накрахмаленных салфеток за воротником.

Бывшему карасю оказаны должные почести. По окончании трапезы банку захоронили между двух ив на иртышском берегу. Как клятву, произносим слова со снятой этикетки: Росглаврыбпром… Сибупррыбпром. И подумать только! Всего сорока пяти километров не хватило, чтобы довезти эту консервную банку до ее колыбели, как явствует из той же этикетки. Карась — выходец из Ханты-Мансийска.

Тень «Антона»

Измотанные борьбой с Иртышом, к вечеру, когда стал затихать северян, мы продолжаем путь. Нельзя сказать, чтобы ветер сменил гнев на милость. На середине реки еще качает. И волны хлещут наотмашь. Над головами зияет рваная рана парусинового тента. На дне катера плещется вода. Словом, как говорится, разбитому кораблю всякий ветер в корму. Поэтому и стараемся, помня наставления кондинского бакенщика, прикрыться от ветра то островом, то протокой.

А вы знаете, что такое протока? Представьте тихую аллею в парке культуры, затопленную водой. Гнезда на макушках деревьев совсем низко висят — с катера дотянешься. Плавно разворачивает повороты водная тропа, разветвляется, принимает другие, поуже. И можно плыть по этой очаровательной аллее неделю, не встретив человека. А приплыть туда, откуда вошли в нее.

И вот от разъяренного Иртыша решаем уйти в протоку. Плывем долго. Очень долго. Уж такие петли послушно выписываем, будто участвуем в соревнованиях по фигурному судовождению. А выходим из протоки — и не разберемся: то ли на Иртыш попали, то ли в другую протоку, только покрупней. Обстановки на воде нет. Место дикое.

И вдруг впереди вроде бы мотор шумит. И верно: вдали лодка — длинная с задранным высоким носом, груженная молочными бидонами. Парень на корме сидит. Видно, с пастбища возвращается. Спрашиваем его, далеко ли до Ханты-Мансийска.

— Из протоки выбирайтесь на большую воду — и прямо на гору курс держите.

Метнулись вперед, забыв совсем, что волны от нашего катера хватит, чтобы лодку с бидонами опрокинуть. Но плоскодонка ловко пересекла наш пенный след и затарахтела дальше.

Впереди, на иртышском просторе, маячит мрачноватая гора. Махнув рукой на судоходную обстановку, идем напрямик. На высоком берегу, как ласточкины гнезда, виднеются здания. Еще несколько минут — и подойдем к ближнему причалу.

И тут слышим — нет, скорее чувствуем — приближается нечто ревущее. Настигает нас будто бы небесный гром. Не слышен бас мотора. А река пуста! Какая-то грозная тень скользит по катеру и спрыгивает в воду. И тотчас же над головой грохочет что-то. Видим две пары огромных лыж. Совсем рядом! Гидросамолет!!

Рулевой инстинктивно включает реверс. Какая-то шоковая пауза. Самолет скользит невдалеке по воде, вскидывая буруны. Из кабины показывается голова человека. Он что-то кричит, повернув в нашу сторону злое лицо. Потом голова исчезает. Зато показывается огромный кулак. Недвусмысленный жест, наверное, предназначен нам.

Но надо еще разобраться, кто имеет право жестикулировать. Неужели сверху нельзя разглядеть, куда садишься? Мало реки, что ли? Лихачи! Записать номер — да сообщить куда следует…

Но осуществить угрозу не удается ни в тот день, ни на следующий. Путешествующие люди, как мы заметили, не злопамятны. И ездят по городам и весям, право, не для того, чтобы оставлять автографы в книгах жалоб и предложений.