Читаем Таганский Гамлет. Реконструкция легенды полностью

Королева приподнимается. Король встает, поворачивается лицом к занавесу — спиною к зрителю, и начинает подсматривать в щели, держась за занавес. (За занавесом — Гамлет, Офелия, Горацио, Розенкранц, Гильденстерн.)


Полоний


Я дочь к нему подсуну в этот час,

А мы вдвоем за занавеску встанем.

Увидите их встречу. Если он

Не любит дочь и не любовью болен,

Пусть больше мне сановником не быть,

А скот случать в деревне.


Король


Что ж, посмотрим.


Королева


А вот мой бедный с книжкою и сам.[47]


Полоний


Уйдите оба, оба уходите.

Прошу простить. Я подойду к нему.


Тревожная музыка. Король и Королева уходят. Дальше — знаменитая сцена Гамлет-Полоний. Тут идет довольно острый разговор с Полонием. Из глубины входит Гамлет, читая Евангелие.[48] Офелия, ухватившись за край занавеса, провожает его робким и растерянным взглядом.


Полоний. Как поживает господин мой, Гамлет?

Гамлет. Хорошо. Слава Богу, хорошо.

Полоний. Вы меня знаете, принц?


Гамлет узлом стягивает свою черную фуфайку, заголяя живот, похлопывает себя по голому животу.


Гамлет. Отлично. Вы торговец живым товаром.

Полоний, (пугается) Нет, что вы, мой принц.

Гамлет. Тогда не мешало бы вам быть честным.

Полоний. Честным, принц?

Гамлет. Конечно, конечно. Ведь быть честным в наше время, значит, быть единственным из десяти тысяч.

Полоний. Это совершенная истина, принц.

Гамлет. Ну, еще бы, если даже такое светило, как солнце[49], плодит червей, лаская лучами падаль… У вас есть дочь?

Полоний. Есть, мой принц.

Гамлет. Не пускайте ее на солнце. Не зевайте, приятель.

Полоний, (в сторону) Ну, что вы скажете? Нет-нет, да и свернет на дочь. А сперва не узнал. Торговец, живым товаром, говорит. Далеко зашел, далеко! Впрочем, я в молодости ох, как натерпелся от любви. Почти что в этом роде. Попробую еще раз. Что читаете, мой принц?


(Пытается заглянуть в книгу)


Гамлет, (показывает Евангелие) Слова, слова, слова…

Полоний. А в чем там дело, принц?

Гамлет. Между кем и кем?

Полоний. Я хочу сказать, что написано в книге?

Гамлет. Сущая чепуха. Каналья-сатирик утверждает, что у стариков седые бороды, лица в морщинах, из глаз густо сочится смола и сливовый клей, и что у них абсолютно отсутствует ум и очень слабые ляжки. Ну, я верю этому легко и охотно, но печатать это, сударь, считаю безнравственным, потому что и сами вы, сударь, состаритесь, как и я, если подобно раку, будете пятиться задом.[50]

Полоний. (в сторону) Если это и безумие, то вполне последовательное. — Не уйти ли нам от сквозняка, мой принц?


Музыка.


Гамлет. Куда? В могилу?

Полоний. В самом деле, дальше некуда. (В сторону) Как проницательны подчас его ответы! Находчивость, которая часто осеняет слабоумных и не всегда бывает у здравомыслящих. Однако, пойду, попробую устроить ему встречу с дочкой. — Досточтимый принц, дайте разрешение удалиться.

Гамлет. Ничего не мог бы дать вам, сударь, с чем расстался бы охотней. Кроме моей жизни, кроме моей жизни, кроме моей жизни.

Полоний. Желаю здравствовать, принц.


Уходит.


Гамлет. Ах, эти ничтожные старые дурни!


Появляются Розенкранц и Гильденстерн.


Полоний. Вам принца Гамлета? (Гамлету) К вам, принц! (Розенкранцу и Гильденстерну) Вот он, как раз.

Розенкранц. (Полонию) Спасибо, сударь.


Полоний уходит.


Дальше — Розенкранц-Гильдестерн. В трактовке — очень важная сцена. Потому что там все время идет разговор о мире, о жизни.


Гильденстерн. Почтенный принц!

Розенкранц. Бесценный принц!

Гамлет. Ба, милые друзья! Ты, Гильденстерн? Ты, Розенкранц? Ну как дела, ребята?


Первая его реакция была непосредственная. Но он сразу уловил фальшь, он уловил неискренность.


Розенкранц. Как у любого из сынов земли.

Гильденстерн. По счастью, наше счастье не чрезмерно: мы не верхи на колпаке Фортуны.

Гамлет. Но также не низы ее подошв?

Розенкранц. Ни то, ни это, принц.

Гамлет. Так вы живете где-то близко от ее пояса, так сказать, в средоточии ее милостей.

Гильденстерн. Вот именно. Там мы люди свои.

Гамлет. В укромных частях Фортуны, — а впрочем, что и говорить, эта баба непотребная.

Однако, что нового?

Розенкранц. Ничего, принц, кроме того, что в мире появилась совесть.

Гамлет. Да? Ну тогда скоро конец света. Впрочем, я-то думаю, что у вас ложные сведения.

Однако…


Гамлет очень беспощадно говорит о своей стране:


…чем же вы прогневили свою Фортуну, что она шлет вас в эту тюрьму?


Они делают вид, что очень удивлены:


Гильденстерн. В тюрьму, принц?


А Гамлет говорит однозначно:


Гамлет. Да, конечно: Дания — тюрьма.

Розенкранц. Тогда весь мир — тюрьма.

Гамлет. Правильно. И притом образцовая, со множеством арестантских темниц и подземелий, из которых Дания — наихудшая.


Вспыхивают все шесть решеток из пола. Тени решеток скользят по ногам Гамлета.


Розенкранц. Мы не согласны, принц.

Гамлет. Ну что же, значит, для вас она не тюрьма, потому что вещи сами по себе не бывают хорошими или дурными, а только в нашем сознании. Для меня она — тюрьма.


Они говорят тоже не однозначно, а очень точно:


Розенкранц. Значит, тюрьмой ее делает ваше честолюбие. Вашим требованиям тесно в ней.


Перейти на страницу:

Все книги серии Культурный слой

Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая
Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

О Марине Цветаевой сказано и написано много; однако, сколько бы ни писалось, всегда оказывается, что слишком мало. А всё потому, что к уникальному творчеству поэтессы кто-то относится с благоговением, кто-то – с нескрываемым интересом; хотя встречаются и откровенные скептики. Но все едины в одном: цветаевские строки не оставляют равнодушным. Новая книга писателя и публициста Виктора Сенчи «Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая» – не столько о творчестве, сколько о трагической судьбе поэтессы. Если долго идти на запад – обязательно придёшь на восток: слова Конфуция как нельзя лучше подходят к жизненному пути семьи Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Идя в одну сторону, они вернулись в отправную точку, ставшую для них Голгофой. В книге также подробно расследуется тайна гибели на фронте сына поэтессы Г. Эфрона. Очерк Виктора Сенчи «Как погиб Георгий Эфрон», опубликованный в сокращённом варианте в литературном журнале «Новый мир» (2018 г., № 4), был отмечен Дипломом лауреата ежегодной премии журнала за 2018 год. Книга Виктора Сенчи о Цветаевой отличается от предыдущих биографических изданий исследовательской глубиной и лёгкостью изложения. Многое из неё читатель узнает впервые.

Виктор Николаевич Сенча

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Мой друг – Сергей Дягилев. Книга воспоминаний
Мой друг – Сергей Дягилев. Книга воспоминаний

Он был очаровательным и несносным, сентиментальным и вспыльчивым, всеобщим любимцем и в то же время очень одиноким человеком. Сергей Дягилев – человек-загадка даже для его современников. Почему-то одни видели в нем выскочку и прохвоста, а другие – «крестоносца красоты». Он вел роскошный образ жизни, зная, что вызывает интерес общественности. После своей смерти не оставил ни гроша, даже похороны его оплатили спонсоры. Дягилев называл себя «меценатом европейского толка», прорубившим для России «культурное окно в Европу». Именно он познакомил мир с глобальной, непреходящей ценностью российской культуры.Сергея Дягилева можно по праву считать родоначальником отечественного шоу-бизнеса. Он сумел сыграть на эпатажности представлений своей труппы и целеустремленно насыщал выступления различными модернистскими приемами на всех уровнях композиции: декорации, костюмы, музыка, пластика – все несло на себе отпечаток самых модных веяний эпохи. «Русские сезоны» подняли европейское искусство на качественно новый уровень развития и по сей день не перестают вдохновлять творческую богему на поиски новых идей.Зарубежные ценители искусства по сей день склоняют голову перед памятью Сергея Павловича Дягилева, обогатившего Запад достижениями русской культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Николаевич Бенуа

Биографии и Мемуары / Документальное
Василий Шукшин. Земной праведник
Василий Шукшин. Земной праведник

Василий Шукшин – явление для нашей культуры совершенно особое. Кинорежиссёр, актёр, сценарист и писатель, Шукшин много сделал для того, чтобы русский человек осознал самого себя и свое место в стремительно меняющемся мире.Книга о великом творце, написанная киноведом, публицистом, заслуженным работником культуры РФ Ларисой Ягунковой, весьма своеобразна и осуществлена как симбиоз киноведенья и журналистики. Автор использует почти все традиционные жанры журналистики: зарисовку, репортаж, беседу, очерк. Личное знакомство с Шукшиным, более того, работа с ним для журнала «Искусство кино», позволила наполнить страницы глубоким содержанием и всесторонне раскрыть образ Василия Макаровича Шукшина, которому в этом году исполнилось бы 90 лет.

Лариса Даутовна Ягункова

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства

Эта книга представляет собой переиздание труда крупнейшего немецкого ученого Вильгельма Фридриха Оствальда «Farbkunde»., изданное в Лейпциге в 1923 г. Оно было переведено на русский язык под названием «Цветоведение» и издано в издательстве «Промиздат» в 1926 г. «Цветоведение» является книгой, охватывающей предмет наиболее всесторонне: наряду с историко-критическим очерком развития учения о цветах, в нем изложены существенные теоретические точки зрения Оствальда, его учение о гармонических сочетаниях цветов, наряду с этим достаточно подробно описаны практически-прикладные методы измерения цветов, физико-химическая технология красящих веществ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вильгельм Фридрих Оствальд

Искусство и Дизайн / Прочее / Классическая литература