Гамлет. Да, но оценят ли их также, как когда я был в городе? Такие же у них сборы?
Розенкранц. Нет, в том-то и дело, что нет.
Гамлет. Отчего же? Разве они стали хуже?
Розенкранц. Нет, они подвизаются на своем поприще с прежним блеском. Но в городе объявился целый выводок детворы, едва из гнезда, которые берут самые верхние ноты и срывают нечеловеческие аплодисменты. Во всяком случае, они сейчас в моде и подвергают таким нападкам старые театры, что даже военные люди туда боятся ходить из страха быть высмеянными в печати.
Гамлет. Как, эти дети так страшны? А кто же им платит? Кто их содержит? Что, это род их призвания, до тех пор, пока у них не погрубеют голоса? Ну а позже, когда они сами станут актерами обыкновенных театров, если у них, конечно, не будет другого выхода, не пожалеют ли они, что старшие восстанавливали их против собственной будущности?
Розенкранц. Сказать правду, шуму было много с обеих сторон, и народ не считает грехом сталкивать их друг с другом. Одно время за пьесу вообще ничего не давали, если в ней не разделывались с литературным противником.
Гамлет. Неужели?
Гильденстерн. О, крови при этом испорчено немало!
И самое важное здесь — характеристика Короля:
Гамлет. И мальчишки одолевают? А впрочем, в этом нет ничего удивительного. Вот, например, сейчас дядя мой — датский король; так вот те, которые корчили ему рожи при жизни моего отца, теперь платят по сорок, пятьдесят и даже по сто дукатов за его мелкие изображения.
Гамлет кидает монеты. Гильденстерн и Розенкранц ловят их и отдают ему. Король Клавдий очень тщеславный человек, он сразу выпустил монеты со своим изображением, и Гамлет эти монеты дарит Розенкранцу и Гильденстерну, платит ими.
Гамлет. Оставьте на память. Черт возьми, есть в этом что-то сверхъестественное, если бы только философия могла до этого докопаться.
(Труба за сценой.)
Гильденстерн. Вот и актеры.
Гамлет. Держу пари, что и он с сообщеньем об актерах. Полоний. Принц, актеры приехали.[56]
Гамлет. Вот видите.
Полоний. Принц, у меня есть новости для вас.
Гамлет. Ау меня есть новости для вас.[57] Когда Росций был в Риме актером…
Полоний. Актеры приехали, принц.
Гамлет. Кудах-тах-тах, кудах-тах-тах…
Полоний. Ей-богу, милорд.
Гамлет. Прикатили на ослах…
Полоний. Лучшие в мире актеры для трагедий, комедий, хроник, пасторалей, вещей пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагикомико-и историко-пасторальных. В чтении наизусть и экспромтом это люди незаменимые.
Вот еще важное:
Гамлет. О, Евфай, судья Израиля, какое у тебя было сокровище!
Полоний. Какое же было это сокровище было у него, милорд?
Гамлет. А как же:
«Единственную дочь растил[58]
И в ней души не чаял.»
Полоний,
Гамлет. Так, что ли, старый Евфай?
Полоний. Принц, если Евфай — это я, то действительно у меня есть дочь, в которой я души не чаю. Это совершеннейшая истина.
Гамлет. Нет, вовсе это не истина.
Полоний. Что же тогда истина, мой принц?
Гамлет. А вот что:
«Единственную дочь растил
И в ней души не чаял,
А вышло так, как Бог судил,
И клад, как воск растаял.»
— С приездом в Эльсинор вас, господа![59] Ваши руки, товарищи!
Розенкранц и Гильденстерн протягивают ладони для дружеского рукопожатия, однако Гамлет быстро и больно бьет их по рукам.
Полоний, Гильденстерн, Розенкранц уходят.
1-й актер. Hello, my good lord!
Трубы. Барабан.
Поднимается край занавеса, и из-под него появляется группа плохих актеров-комедиантов в ярких разноцветных костюмах. Они не идут, а шествуют — нищие и гордые.
Расположившись в могиле, как в ложе, Гамлет любуется их парадом, потом легким прыжком выскакивает на подмостки, чтобы встретить комедиантов. Они кривляются, позируют.
Гамлет. Здравствуйте, господа! Милости просим. Рад вам всем. Вас ли я вижу, барышня моя? А ты, старый друг, оброс с тех пор, что мы не виделись! Приехал, прикрывшись бородой, смеяться над моими делами в Дании?
1-й актер.
Гамлет. Знаете что, господа! Давайте-ка мы сразу набросимся на первое, что попадется. Пожалуйста, какой-нибудь монолог. Покажите нам образчик вашего искусства, какой-нибудь страстный монолог.[60]
1-й актер. Какой именно, мой дорогой принц?
Гамлет. Помнится, однажды ты читал мне один монолог, вещь никогда не ставили больше или не больше разу — пьеса не понравилась. Для большей публики это было, что называется, не в коня корм. Но как расценил я и другие, еще более строгие судьи, это была великолепная пьеса, хорошо разбитая на сцены и написанная с простотой и умением.
1-й актер. Не помню.
Гамлет. Один монолог я в ней особенно любил: об убийстве Приама.