Тут важно для сюжета, что актер увлекся, но все-таки какие-то строфы хорошо прочитал. Это и Полоний тоже заметил. Но Гамлет сразу прервал.
И вот монолог Гамлета, где он наставляет актеров. Сюжетно он важен. Он корит себя, что он бездействует, он себя уничтожает.
Гамлет
Один я. Наконец.
Какой же я холоп и негодяй!
Не страшно ль, что актер заезжий этот
В фантазии, для сочиненных чувств,
Так подчинил мечте свое сознанье,
Что сходит кровь со щек его, глаза
Туманят слезы, замирает голос
И облик каждой складкой говорит,
Чем он живет. А для чего в итоге?
Из-за Гекубы!
Что он Гекубе? Что ему Гекуба?
А он рыдает. Что б он совершил,
Будь у него такой же повод к мести,
Как у меня? Он сцену б утопил
В потоке слез. В его изображены!
Виновный бы прочел свой приговор.
Все эти высокие выражения надо говорить очень просто, как он говорит о Гекубе. Важно, что он все время думает: что делать с Королем. Тогда ясно, что Король и Гамлет не могут жить вместе. Кто-то должен уйти.
А я, тупой и жалкий выродок, слоняюсь
В сонливой лени и ни о себе
Не заикнусь, ни пальцем не ударю
Для короля, чью жизнь и власть смели
Так подло.
То есть, самоанализ у него. Это очень острый разговор с публикой, а не с самим собой. То есть он просит всячески его унизить.
Что ж я, трус? Кому угодно
Сказать мне дерзость? Дать мне тумака?
Как мальчику, прочесть нравоученье?
Взять за нос? Обозвать меня лжецом
Заведомо безвинно? Кто охотник?
Смелее! В полученье распишусь.
Это и есть открытое самопокаяние. Тогда мы видим перед собой особого человека. Так никогда не поступит ни Король, ни Розенкранц, ни Гильденстерн — никто. Может быть, один человек у него есть во всей пьесе — это Горацио, с которым он близок духовно. И то, он не до конца ему все говорит.
Не желчь в моей печенке голубиной,
Позор не злит меня, а то б давно
Я б выбросил стервятникам на сало
Труп изверга. Блудливый негодяй!
Кровавый, лживый, злой, сластолюбивый!
О, мщенье!
Ну и осел я, нечего сказать!
Всегда надо искать предлог говорить с публикой. Иначе Гамлет будет безумен. И здесь он впрямую разговаривает с публикой, когда себя ругает. Это эстетика Шекспира.
Я сын отца убитого. Мне небо
Сказало: встань и отомсти. А я?
Я изощряюсь в жалких восклицаньях.
Я весь раскис, как уличная тварь.
Как судомойка.
Черт!
И очень важный кусок: «Проснись, мой мозг». То есть он не может понять той апатии и депрессии, которая с ним происходит. И тут у него возникает идея «Мышеловки».
Проснись, мой мозг!
Мой мозг!
Он прямо говорит это публике и публике сообщает интригу:
Я где-то слышал,
Что люди с темным прошлым, находясь
На представленье, сходном по завязке,
Ошеломлялись живостью игры
И сами признавались в злодеяньи.
Убийство выдает себя без слов.
Хоть и молчит.
И ему приходит мысль о «Мышеловке»:
Я поручу актерам
Сыграть пред дядей вещь по образцу
Отцовой смерти.
Переступая через решетки, он подходит вплотную к могиле и, сжимая кулаки, цедит сквозь зубы:
Послежу за дядей —
Возьмет ли за живое. Если да,
Я знаю, как мне быть.
Флейта. Гамлет подходит к музыканту в центре сцены, садится. Занавес по диагонали. Сзади посреди сцены — гроб.[66]
И здесь же он опять говорит о дьяволе. В противоречие:
А может статься,
Тот дух был дьявол. Дьявол мог принять
Любимый образ. Может быть, лукавый
Расчел, как я устал и удручен,
И пользуется этим мне на гибель.
Нужны улики поверней моих —
Я это представленье и задумал,
Чтоб совесть короля на нем суметь
Намеками, как на крючок, поддеть.
Очень важно, что он все время не доверяет призраку отца. Он хочет перед собой быть чистым, знать наверняка, что это не какое-то его направление мыслей, а что действительно было злодеянье. И он ищет подтверждение.
Гамлет покидает сцену, повторяя картинный жест Первого актера (Б. Хмельницкого) — воздев руку кверху и предвкушая победу.
Переход — занавес обводит сидящих на полу и прижимается к левому порталу. Музыка.
Из-под занавеса выходят Король, Королева, Полоний, Офелия, Розенкранц и Гильденстерн.[67]
Они разговаривают и идут слева направо, и занавес идет за ними. Пространство делится надвое, левая его часть пустует, а справа расхаживают Клавдий с Полонием, Розенкранц и Гильденстерн и вполголоса рассуждают о странном поведении Гамлета.
Король
Так, значит, вы не можете добиться,
Зачем он напускает эту блажь?
Чем взвинчен он, что, не боясь последствий,
В душевном буйстве тратит свой покой?[68]
Розенкранц
Он сам признал, что не в своей тарелке,
Но почему, не хочет говорить.
Гильденстерн
Выпытыванью он не поддается.
Едва заходит о здоровье речь,
Он ускользает с хитростью безумца.
Переход. Тихий хорал в музыке. Слева появляется Гамлет.
Гамлет идет слева направо вместе с занавесом. Приблизившись к линии рампы, он тихо спрашивает:
Гамлет
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Первая фраза буквальная. То есть — жить или не жить, и не сопротивляться. Он ставит вопрос сразу о жизни и смерти, и в первую очередь себя обвиняет, что боязнь делает нас трусами, и мы миримся со всем от страха смерти.