– Мое имя Рейнир, Венсен, и оно ничего тебе не говорит. Не приняв мою помощь, ты погибнешь на закате этого дня, умрешь от жажды и голода. Люди Антуана найдут твое тело, ибо они идут по твоим следам, и принесут его твоему отцу… А тот отречется от тебя и велит выбросить твои останки в выгребную яму. Этого ты желаешь, несостоявшийся маркиз? Такой участи ты хочешь для себя? Я пришел на твой путь с единственной целью – спасти твою жизнь, жизнь, которую ты так стремишься разрушить, я желаю преподнести тебе в дар силу, дать другую жизнь под другим именем, дать судьбу, о которой ты не смел и мечтать. Пойдем со мною, мой друг. Пойдем, и останешься в живых… – и с этими словами он протянул руку в сторону замершего в растерянности собеседника.
– Рейнир… – Татьяна, неожиданно сообразившая, что ей уже доводилось слышать это имя, нахмурилась, потирая лоб, – Рейнир, это что… это которой Рейнир?
– Да, – последовал довольно мрачный ответ. Хранитель памяти определенно не был в настроении поддерживать неловкую шутку.
– Маг, проклявший замок и графа. Тот, кто создал кошку, тот, чье наследие так желает заполучить в свои руки Альберт, тот, в чьей избушке мы были, и тот, кому принадлежит это кольцо! – он вскинул правую руку и перстень с опалом, украшающий ее, точно такой же перстень, как и на руке мага, тускло блеснул в лучах солнца. Девушка примолкла, не решаясь более ничего говорить. Впрочем, слова сейчас были явно излишни.
– Преподнести мне в дар жизнь, преподнести мне в дар силу… – Венсен презрительно скривился и покрутил головой, – Так я и поверил. В людское бескорыстие, в людское благородство я не верю, старик, больше нет. Что тебе нужно взамен, чего ты хочешь от меня?
– Я хочу сделать то, что можно назвать… опытом, – маг, наконец-то отбросивший экивоки и увертки, заговорил напрямик, – Я хочу не просто подарить тебе жизнь, я хочу
– Мне?.. – мужчина, явственно растерявшись, неуверенно указал на себя пальцем, переспрашивая еще раз, – Меня? Человека, убившего собственного брата, того, кто погубил еще нескольких, в общем, совсем невинных людей? И ты хочешь дать мне какую-то там силу, а что, если я вновь убью кого-нибудь? Ты не думал об этом?
Старик вновь негромко рассмеялся и, опустив голову, покачал ею.
– Нет, ты не убьешь, Венсен… Ты слишком совестлив, мой друг, слишком благороден… Но и упорен, не отступаешь перед трудностями, идешь к своей цели и мне нравится это в тебе! Я следил за тобою. И когда ты сбежал из места своего заключения, безвинный узник, я убедился в верности моих расчетов и надежд. Поэтому я пришел к тебе, Венсен. А ты, не будь ты готов или же, по крайней мере, не будь ты в отчаянии, не стал бы слушать меня сейчас. Ты уже согласен, ведь верно?
На несколько секунд возле холма воцарилось молчание. Даже сторонние наблюдатели на сей раз предпочитали не произносить ни слова, созерцая эту сцену с величайшим напряжением и ожидая ответа, который, надо признать, был им хорошо известен.
Венсен в раздумье почесал щеку, а после гордо выпрямился, бросая на собеседника полный отчаянной, какой-то злой решимости, взгляд.
– Ты колдун, да? Я слышал рассказы о том, что вы существуете, хотя и не верил… Так вот, старик, слушай мои слова – ты прав, я согласен. Согласен, черт меня побери, на твое странное предложение, хотя я и не готов. Но я в отчаянии, и я не хочу умирать, ибо я не заслуживаю смерти! Я остановил своего брата и ничуть не сожалею об этом, но отец не желает верить… Я согласен, старик, слышишь ты, я согласен! Делай, что хочешь, не думаю, чтобы мне стало хуже. Вот только… мое имя…
– Ты получишь другое имя, – Рейнир, лицо которого так и светилось победоносной улыбкой, милостиво опустил бородку, словно уже преподнося собеседнику тот дар, о котором говорил, – Я думал об этом, и я знаю, как ты будешь зваться отныне, Венсен… нет. Ты более не Венсен. Венсен ла Бошер остается здесь, в этой пустыне и умирает, несчастный, оклеветанный человек, чье тело даже не будет найдено. Со мною же сейчас уходит Винсент де ля Бош, чья судьба пока неизвестна, но вскоре решится, – он вновь вытянул руку вперед и, в несколько шагов приблизившись к растерявшемуся Венсену-Винсенту, положил ладонь ему на плечо, – Более нас здесь ничего не держит, друг мой. Идем.
Далекое эхо последнего слова растаяло над уже опустевшей равниной.