Тайна бульдога Именалия

– Если каждый из нас вспомнит свою жизнь, то определенно найдет в ней плохие поступки. Я воровала еду. И голодный желудок меня не оправдывает. Не все бродячие собаки воришки. А я ею была. И не знаю, как поступлю, если снова окажусь без дома, родных и не смогу поесть. Вот! Раз я такая, то не имею права осуждать Горти, потому что мы обе совершали плохие поступки. Прежде чем кого-то отчитывать, хорошенько в себе покопайся и подумай: может, сама-то еще хуже, чем Горти? И не обзывай лабрадориху злыми словами.

– Ты ябедничала? – спросил Фил.

– Нет, – после короткой паузы ответила Мафи, – но не потому, что я такая уж правильная, просто друзей не было. Одна жила.

– Я подлость сделал, – вдруг признался Фил. – Родился первым, меня все обожали, подарки дарили, облизывали, а потом появились другие дети. И все их хвалить стали, мне говорили: ты старший, уступи маленьким, теперь игрушки общие. Мои машинки и общие? Да почему? Я так обиделся, прямо как Куки и лягушка. Насмерть. Решил всем отомстить. Взял ножницы, изрезал все любимые книги мамы, старинные, в нашей библиотеке тысячу лет хранились. Затем насыпал немного обрезков в ботинки брата с сестрой и сказал, что это они сделали.

– И тебе поверили? – удивился Бен.

– Сначала да, – кивнул Фил, – маленьких здорово наказали. Потом из магазина бабушка пришла, оказалось, что она видела, как я в библиотеку с ножницами шел. Меня отправили в гимназию к Именалию. Я соврал, когда говорил вам, что оказался в гимназии потому, что все старшие в мир людей отправились.

– Я у Зефирки стащила из шкафа коробку печенья, которую ей белка Матильда подарила, – всхлипнула Куки, – хотела сначала одну штучку съесть. Слопала. И не смогла остановиться. Когда осталась только пустая жестянка, я испугалась. Засунула ее Марсии под подушку. Зефирка и Марсия поругались, потом помирились. А на меня никто не подумал.

– Мама Муля попросила коту Бантику отнести варенье из медовой груши, – зашептала Жози, – я побежала, по дороге встретила бигля Марфу, она спросила, куда я спешу, услышала про джем и предложила поменяться: она мне даст пояс розовый, со стразами. А я ей банку с вареньем вручу. Бантику я соврала, что Муля ему ничего не передавала, а он с мамой нашей поговорил.

– Она тебя отругала? – спросил Бен.

– Не-а, – жалобно протянула Жози, – просто сказала: «Ой, как нехорошо получилось! Бантику варенье доктор прописал, он после болезни сильно ослаб. Сейчас сама ему отнесу, есть еще в запасе. Пояс, кстати, очень красивый». Но я его носить не смогла! Подарила хомячихе Лизе.

– Мама никогда не сердится, – пояснила Мафи, – но уж лучше б она меня отругала. А то я себя от ее доброты виноватее всех чувствую.

– Ваши нехорошие поступки ерунда по сравнению с моими, – мрачно сказал Бен. – Я выпил в чулане тыквоморковную наливку, развел костер на чердаке, бросил сестре в лицо вечером, когда она засыпала, плюшевую игрушку и закричал: «Землетрясение. Синяя гора на тебя падает». Софи от ужаса в обморок упала, потом почти год молчала, речь у нее пропала. Хорошо, что вернулась. И это далеко не все мои подвиги.

– Все мы молодцы, никто не имеет права Горти осуждать, – подвела итог Мафи. – Кара, почему ты молчала? Ни разу не сказала, что не ябедничаешь?

– Вы бы мне не поверили, – ответила Каролина, – а еще я понимала: так мне и надо, потому что я намного большая врунья, чем Горти. Неправда, что мои папа и мама нищие. Мы живем не в пещере.

– Прости, – зарыдала Гортензия, – я это придумала, хотела, чтобы все решили: Кара ябеда, она же нищая, поэтому злая.

– Бедные не злые, – возразил Бен. – Продолжай, Каролина.

Она кивнула.