— Да что вы, — обиделся парень, — я сам на нее молдинги ставил, вмятина опять же на багажнике — он плохо закрывался. Не-ет, не ошибся.
— А кто за рулем был, в салоне — заметили?
Парень помялся, глянул на старушку, сидевшую безучастно, подняв плечи, растерянно покачал головой, и я поняла этот жест как отрицательный: нет, мол, не заметил, не знаю, но услышала вдруг:
— В том-то и дело, заметил. Потому и пришел к вам. А то бы в милицию заявление подал: угон. За рулем в форме сидел. Милицейский майор. А рядом — Кобриков Сережа, с Жекой вместе работал.
— Кобриков? — переспросила я в растерянности.
— С майором?
— Ну да, — кивнул мой собеседник. Сережку я знаю, а майора того — нет. Точнее если, то видел и раньше, фамилии только не знаю.
Вот новости так новости. Кому из милицейских майоров взбрело в голову разъезжать на машине умершего при странных обстоятельствах Слонимского?! Да еще с фиктивными номерами? Да с сослуживцем покойного?
Я добросовестно записала показания парня, которые подтвердила старушка — в части, что они единственные наследники и машина Евгения Васильевича должна перейти к ней, а через нее, разумеется, к племяннику. Пообещав навести порядок, если можно так выразиться, я простилась с посетителями и хотела было сходить к прокурору — обстоятельства вырисовывались интересные, — как возвратился Ермаков.
Озабоченный, взъерошенный, похожий на сердитого воробья.
Он успел побывать и в суде, и в милиции. Выяснил, что по делу Шапиро похищенные наркотики уничтожены, о чем составлен акт.
— Слушай, тут же сплошные нарушения, — возмущался капитан.
Акт не подписан следователем, в суд не направлен.
— Кто подписал? — спросила я.
— Зеленин, Мастырин и Сокин.
— Мастырин? — переспросила я. — Майор Мастырин?
— Да, а что?
— Так, ничего, — уклонилась от прямого ответа. Слишком фантастичной показалась мелькнувшая вдруг мысль, которая соединила одной линией вчерашнюю ночь, секционную городской больницы, где я застала майора Мастырина, потом палату с лежащим в ней капитаном Волной — кто-то же знал, что поедет он ночью мимо той злосчастной ямы, кто-то ведь передвинул ограждение — и наконец, милицейского майора в машине Слонимского!
Фантастичная мысль. Но она уже засела в моей голове и не собиралась ее покидать.
И все же я боялась высказать свои подозрения Ермакову.
Обдумаю сама, проверю.
— Кобриков. Мне нужен Кобри ков. Ты его так и не видел?
— Неуловимый Ян, этот Кобриков, — проворчал капитан. — Я постоянно, второй уж день, посещаю места, где он только что был. Такое впечатление, что он избегает меня. Из всей этой кооператорской братии не допрошены только он да Каная. Снабженец и его заместитель.
— Кстати, — спохватился розыскник, — а что тут Гусенков наплел?
Я рассказала.
— Ну-у, — разочарованно протянул капитан, — это все ерунда. Просто понял, что с мертвого спроса нет. Заменил действующих лиц. Зачем искать незнакомцев, привезших обувь для продажи, когда есть покойник Слонимский?
— Он сказал, что Слонимский все равно выдаст…
— Что, не знал о смерти?
— По-моему, нет. Такое у меня впечатление.
— Вот погоди, узнает, запоет по-другому, — мрачно пообещал капитан, — он сейчас явно кому-то подыгрывает. В общем, Наташа, давай делиться: за тобой допросы, я все же оперативник. Тем и займусь. Отработаю связи. Пару ребят мне уже дали.
— Не Мастырина, случаем?
— Нет, а что? — насторожился капитан. — Чего ты его второй раз уж вспомнила?
— Ничего, Толя. Но узнай, пожалуйста, где машина Слонимского и какой майор милиции на ней раскатывает? С Кобриковым, между прочим, с неуловимым твоим, — съехидничала я и рассказала о недавних посетителях.
— Н-да-а, — протянул Ермаков, — осложнение. За своими следить — такого не приходилось. Помалкиваем пока, а, Наташа? — добавил просительно, — как-то все это не очень красиво.
— Красиво, нет ли — но у нас два убийства, капитан. Нам с тобой отвечать за дальнейшие события, сам знаешь. Оно, конечно, красота спасет мир, но за эту красоту побороться придется, прежде чем она в действие вступит…
Ласково заверещал внутренний телефон. Единственная моя награда за предыдущее сложное дело — замена злоголосого урода, пугавшего меня своими истошными воплями.
Телефон теперь звонил ласково, но слова прокурора были суровыми: на вечер назначалась оперативка, и мне предстояло доложить о расследовании. Двойное убийство — не шутка. Расследование смерти Слонимского автоматически перешло ко мне, значит, у меня двойное убийство — небывалая в нашей прокуратуре страшная вещь.
Все правильно. Оперативка. Восемь-десять начальников и мы с Толей. Начальники станут строго указывать нам на допущенные недостатки, мы с капитаном потупим головы, признавая их. Пообещаем. Но у нас так мало возможностей!