Тайна двойного убийства

Ну ладно бы только Гусенков, но Поддыхов! Нашел выход! Не верю. Совсем не верю, что так было. Однако председателю зачем-то это было нужно. Крыть мне нечем, я не скрываю своего отношения к ответу и продолжаю допрос.

— Сколько денег на счету кооператива?

Поддыхов помялся, назвал. Сумма была внушительной.

— Знали об этом Росина и Слонимский?

— Конечно. Через Росину шли документы, а Жека — юрист.

— А планы? Планы ваши относительно денег?

— Планы были грандиозные, — погрустнел Поддыхов, — мы ведь мечтали об аренде. Ну, снять в аренду этот заводик, оборудование купить и дать обувь. Настоящую, не хуже "Саламандры”. Скоро, очень скоро такое будет не редкость.

Он помолчал, подперев пухлым кулаком щеку, и добавил еще более печально:

— Теперь конец. Всему конец, не дали даже начать… — и резко прервал речь, а глаза, в которые я, не отрываясь, смотрела, стали колюче-злыми, затем растерянно метнулись.

Ну вот, уважаемый Роман Григорьевич. Капитан-то, выходит, был прав. Не договариваете что-то вы, товарищ председатель, умалчиваете и позволяете сеять вокруг ваших денег и планов смерть да несчастья.

Кто это не дал осуществить ваши мечты?

Мы-то ведь к кооперативу ни претензий, ни отношения какого-либо не имели. Пока не имели. Просто проверяли одну из самых первых версий: убийства — и первое, и второе — как-то связаны с работой погибших. Но вот с какой стороны была связь? Почему погибли эти двое — юрист и секретарша. Погибли от одних рук, во всяком случае, способ убийства был один. И — никаких следов. Если бы не звучало это кощунственно, можно было сказать, организация прекрасная. Организация убийств без следов.

Ну, как мне быть? Спросить в открытую, прямо, что называется, в лоб? А что, и спрошу. Не ответит, все будет знать, что вопрос возник. Я и не постесняюсь предупредить, что все равно ответы найду. Итак, в атаку.

— Роман Григорьевич, — начала тихо, стараясь, чтобы в голосе моем звучала уверенность, — не лучше ли вам пооткровеннее быть: двое убитых — не много ли? А если будет следующий? Кто? Давид Каная, вы или еще кто? Не дорогая ли цена за то знание, что вы прячете? Давайте вместе подумаем, что лучше для вас, да и для нас тоже: ждать дальнейших событий или предупредить их?

Поддыхов упрямо молчал, но голову опустил совсем по-другому, я просто чувствовала по каким-то крошечным деталям, по каким-то черточкам его изменившегося лица, что неуверенность в нем разрастается, подтачивает прежнюю позицию невмешательства: я, мол, ничего не знаю и занимайтесь своими делами сами.

Долго еще я говорила, увещевала, давно выключив диктофон, и когда, уверенная в душе, что опыт мой удался, готовилась выслушать признание в чем-то, Поддыхов вдруг опрокинул старание, отбросив меня сразу на прежние позиции.

— Я все сказал вам, нечего мне добавить.

— Ладно. Разберемся, — мне не удалось скрыть злость, и это неожиданно помогло.

Действительно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Роман Григорьевич перегнулся через свой стол, приблизил ко мне лицо и поманил пальцем, да так непосредственно и по-детски, что я растерялась, а он, скривив губы, молча манил и манил меня, указывая другой рукой в сторону небольшой тумбочки, приткнувшейся между стеной и столом. На тумбочке стояли два телефона — и все. Куда он манит меня, что показывает? Почему молчит и так неприятно — не понять как — кривится его лицо?

Мне пришлось встать, я заглянула за тумбочку, куда указывал Поддыхов.

Приклеенный прозрачным скотчем, там виднелся небольшой черный квадратик, приглядевшись, я узнала: миниатюрный диктофон, совсем кроха. Откуда? Зачем?

Подняла глаза на председателя. Поддыхов сидел, опять безучастно подперев ладонью щеку.

И я поняла: допрос окончен. Ведется страшная игра. Я в нее включена. Холодная лапа сжала мое сердце: если подключилась против нас такая техника, о которой я, простите, в своем учреждении только слухами пользовалась, дело еще более серьезное. И мой противник не просто прячет концы, не о защите разговор идет, нет, не о защите. До сих пор нападают на нас, крепко нападают, а мы, инфантильные, только и можем, что задавать наивные вопросы и получать такие же наивные ответы, обусловленные действиями противника. Прелестно, как говорится, прелестно! И неужели капитан милиции Ермаков настолько беспомощен, что позволяет им это?

А кому это им?

Им — тем, кого мы ищем.

Ермаков зацепил верную ниточку, но допустил массу ошибок. Этот диктофончик наверняка здесь был и вчера. Значит, противнику известно все, что и нам.

Вот дела так дела! Как же мне поступить? Капитана провели, оперативника, специально обученного разным штучкам. А что делать мне, с моим академическим образованием юриста, способного вести лишь устный диалог в пределах безнадежно устаревшего уголовно-процессуального кодекса? А мне предложен сейчас более высокий уровень борьбы, о котором мы и не подумали.

Ну что же, противника не выбирают.

Ясно, что трогать диктофон нельзя. Напротив, нужно подыграть.

Я лихорадочно припоминала подробности разговора с Поддыховым. Нет, вроде бы я ничего такого не говорила. А Поддыхов и подавно.