Тайна Эмили

Первое, что обрушилось на неё, был гул голосов. В нише он звучал приглушённо и почти по-человечески. Но теперь, когда стена уже не сдерживала звуков, Эмили услышала настоящее звучание мёртвых голосов. Оно было подобно ударам вороньих крыльев над пустынными полями и отчаянному плачу ребёнка, который один сидел в темноте. Звуки волнами прокатывались по залу и разбивались о стены. При каждом высоком резком звуке Эмили будто пронзали тысячами иголок. Но она заставила себя не обращать на это внимание, сконцентрировалась на воротах и начала движение.

В этом танце теней она упражнялась множество раз. Бальтазар вновь и вновь заставлял её заниматься в его подземелье гимнастикой, сначала в человеческом облике, затем как призраку с завязанными глазами, и наконец, как духу, – именно так, как она сейчас двигалась сквозь ряды мертвецов. Но в отличие от защищённого помещения, где проходили тренировки, здесь не было права на ошибку. Итак, Эмили двигалась сквозь армию воинов так, как учил её Бальтазар: наподобие танцовщицы, спрятавшей под платьем острый нож. Она уклонялась от мертвецов, проскальзывая мимо них ещё до того, как кто-то из них поднимал руку или делал шаг в сторону. Она останавливалась, только когда безопасное движение вперёд казалось невозможным. И постоянно боролась с желанием сбежать, которое всё нарастало по мере того, как усиливался и захватывал её этот жуткий всепроникающий холод. Девочка добралась примерно до середины зала, когда на её пути возникли два широкоплечих воина, перекрыв ей её прямой вид на ворота. А она слишком поздно напомнила себе, что нельзя смотреть им в лицо.

На первый взгляд, воины выглядели как люди. Возможно, чересчур бледные, с невероятно колючими взглядами, но всё ещё человеческими – они выглядели, как по-человечески выглядят вампиры, если не всматриваться в них пристально. Но если сделать это, то быстро замечаешь, что их человечность – не что иное, как маска. И за ней скрывается всё самое жуткое.

Эмили посмотрела на лица воинов в упор и не смогла удержаться от того, чтобы не проникнуть взглядом глубже, до той сокровенной тьмы, что лежит под тончайшей ледяной кожей, тьмы, которая, как замёрзшее озеро, покрытое тончайшим слоем льда, тихо ждёт свою жертву. Нигде не было такого холода, как в этой тьме, нигде не было такого ужаса и такой пустоты – это Эмили точно знала. Более того, это была та самая тьма, что покоилась и в ней самой, если только она потеряет тот тоненький лучик света, что ещё несёт в себе. Испуг при одной мысли об этом пробежал по ней, он был едва ощутим, но всё же девочка слишком поздно отстранилась, когда воины проходили мимо неё. В последнее мгновение она отбросила руки назад, чтобы не задеть их, но коснулась мертвеца, стоявшего у неё за спиной. Это прикосновение было сродни лёгкому дуновению ветерка, скользнувшему по руке. Не оборачиваясь, Эмили поспешила вперёд сквозь ряды врагов, пока не остановилась возле колонны. Она надеялась, что её ошибка осталась незамеченной, и обернулась на воина, к которому прикоснулась. Он выглядел, как мужчина средних лет с короткими седыми волосами и угловатым лицом, только глаза его были двумя зеркалами изо льда. И он смотрел в её сторону.

Эмили чувствовала, как сосредоточенно он собирает внимание, словно это петля, которую он готов туго затянуть на её шее. Он уже послал в её сторону струю мороза, чтобы выяснить, не спряталось ли действительно в неподвижном воздухе зала нечто большее, чем то, что видно глазу. Эмили застыла на месте. Через несколько мгновений он коснётся её мыслей! И есть только один способ воспрепятствовать этому: она должна нырнуть в тишину внутри себя и как можно глубже. Эмили сжала зубы. В некотором смысле она уже привыкла к этому, что вовсе не означало, что при мысли о смерти девочка совершенно не испытывала безудержного ужаса, словно ребёнок, который панически боится темноты и весь состоит только из одного желания – убежать от неё. Но вместо этого она зафиксировала воина, а когда его холод подкатил к ней, нырнула в свою тишину.