Тайна «Голубого поезда»

— Нет, правы, и знаете, — Рут внезапно помрачнела, — я очень хотела бы, чтобы вы рассказали мне, какое у вас сложилось впечатление обо мне.

— Но я…

Рут бесцеремонно перебила ее.

— О, пожалуйста, не стоит смущаться. Я хочу это знать. Когда мы отъезжали от «Виктории», я взглянула на вас, и мне показалось, что вы… как бы это сказать, понимаете все, о чем я думаю.

— Уверяю вас, я не умею читать чужие мысли, — улыбнулась Катарина.

— Конечно нет, но скажите мне, пожалуйста, что вы тогда обо мне подумали.

Настойчивость Рут была такой интенсивной и искренней, что она добилась своего.

— Хорошо, я расскажу вам, если уж вы так этого хотите, но не сочтите меня дерзкой. Я думала, что вы по какой-то причине очень расстроены, и мне было жаль вас.

— Вы правы. Вы абсолютно правы. Я ужасно расстроена. Я… я хотела бы рассказать вам об этом, если можно.

«О, господи! — подумала Катарина. — Везде все одно и то же! Люди всегда изливали мне свою душу в Сент Мэри Мид, и то же повторяется здесь, а у меня нет сейчас ни малейшего желания кого-либо выслушивать».

Тем не менее она вежливо произнесла:

— Расскажите, пожалуйста.

Обед уже близился к концу, Рут быстро допила свой кофе и, совершенно не заметив, что Катарина даже не успела пригубить его, встала и сказала:

— Пойдемте в мое купе.

Вскоре они вошли в большое купе, состоящее из двух одиночных, соединенных между собой дверью. Во втором Катарина увидела худощавую горничную, замеченную ею еще раньше, на вокзале «Виктория». Она сидела выпрямившись, на коленях у нее лежал футляр из красного сафьяна с инициалами «R. V. К.» на крышке. Миссис Кеттеринг прикрыла дверь между двумя купе и села. Катарина присела рядом с ней.

— Я в беде и не знаю, что делать, — начала Рут. — Я люблю одного человека — очень люблю его. Мы полюбили друг друга много лет назад, когда еще были молоды, но нас тогда жестоко и несправедливо разлучили. Теперь наши отношения возобновились.

— Да?

— Я… я сейчас еду, чтобы встретиться с ним. О! Вы, может быть, думаете, что это глупо, но вы не знаете всех обстоятельств. Мой муж просто невыносим. Он позорил меня столько лет!

— Да? — повторила снова Катарина.

— Но вот что меня беспокоит: я обманула своего отца. Вы видели его, он провожал меня сегодня на «Виктории». Он хочет, чтобы я развелась с мужем и, разумеется, понятия не имеет, что я собираюсь встретиться с другим человеком. Если бы он узнал о моем намерении, он счел бы его величайшей глупостью.

— А разве вы сами так не думаете?

— Я… боюсь, что именно так и думаю.

Рут Кеттеринг взглянула на свои руки. Они ужасно дрожали.

— Но я уже не в силах отступить.

— Почему?

— Ну… мы уже обо всем договорились, и если я не приеду, это разобьет его сердце.

— А вам не кажется, — здраво возразила Катарина, — что человеческие сердца чрезвычайно выносливы.

— Он подумает, что у меня нет смелости, силы воли.

— Знаете, мне кажется очень неразумным то, что вы собираетесь сделать, и я думаю, вы это сами прекрасно понимаете.

Рут Кеттеринг закрыла лицо руками.

— Не знаю… не знаю, С того момента, как я села в поезд, у меня появилось предчувствие чего-то ужасного, что неизбежно должно вскоре со мной произойти. Мне этого не избежать!

Она судорожно схватила Катарину за руку.

— Вы, наверно, думаете, что я сошла с ума, но я чувствую: произойдет что-то ужасное.

— Успокойтесь, — сказала Катарина. — Возьмите себя в руки. В конце концов вы можете послать отцу из Парижа телеграмму, и он сразу же к вам приедет.

Лицо Рут прояснилось.

— Да, я так и сделаю. Дорогой папа! Странно, но до сегодняшнего дня я даже и не подозревала, как сильно люблю его, — она вытерла глаза платочком. — Я вела себя очень глупо. Спасибо вам за то, что разрешили поговорить с вами. Сама не знаю, почему я вдруг ударилась в панику.

Она встала.

— Теперь я полностью успокоилась. По-видимому, мне просто надо было выговориться. Совершенно не могу понять, как я решилась на подобную глупость, на эту поездку.

Катарина тоже поднялась.

— Я рада, что вы чувствуете себя лучше, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее. Она прекрасно понимала, что за подобной откровенностью неизбежно должна последовать отчужденность, поэтому она тактично добавила:

— Я пойду в свое купе.

Катарина открыла дверь в коридор, куда в это время из смежного купе вышла горничная. Она посмотрела куда-то через плечо Катарины, и ее лицо выразило вдруг сильное удивление. Катарина обернулась, но к этому времени человек, вызвавший такой интерес горничной, по-видимому, ушел в свое купе. Коридор был пуст. Катарина пошла к себе, в соседний вагон. Когда она проходила мимо крайнего купе, дверь его приоткрылась, и на мгновенье из него выглянула женщина. Затем дверь резко захлопнулась, но Катарина надолго запомнила это удивительное лицо. Такое лицо нельзя забыть — овальное, смуглое, покрытое толстым слоем косметики. Катарине вдруг показалось, что она видела его прежде.