Андрей напомнил ей старшего брата, которого она знала только по письмам и фотографиям. Капитан первого ранга Михаил Лазарев служил на Дальнем Востоке. Его образ – такой, каким она запечатлела его в далеком детстве, теперь воплотился в Громове. Самого Андрея такие братские отношения, конечно же, не устраивали. И ей приходилось держать оборону, что было нелегко, учитывая, что они жили вместе.
Лиза настолько свыклась с тем, что в ее сердце жил Николай, что давно перестала туда, в сердце, заглядывать. А после свидания с ним очень удивилась, обнаружив там пустоту. Теперь мысли ее все чаще обращались к Андрею. Оказавшись вдали от него, она почувствовала, что становится ему ближе.
Она вспоминала их прощание на перроне Николаевского вокзала. Громов был грустен и молчалив.
– Андрей, я уезжаю ненадолго. Дождись меня, пожалуйста.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да, я тебя дождусь.
Она обняла его. Свисток паровоза. Удаляющаяся фигура Андрея, стоящего на перроне.
Глядя в ночную тьму за окном, слушая перестук колес, Лиза иногда проваливалась в дремоту. И ей привиделось, как они с Андреем вместе мчатся в санях. Она зябко кутается в светло-зеленую шаль. Он обнимает ее. Лошади, неотличимые от темноты, несутся в снежной пурге…
Спустя сутки поезд прибыл в Москву. Лиза вышла на перрон и сердце забилось чаще: Отец! Он стоял на перроне и приветственно махал ей рукой. Лиза кинулась к нему. Какое блаженство почувствовать родные объятия!
– Лизонька, девочка моя! Ну наконец-то!
Они посмотрели друг на друга.
– Как ты похорошела, повзрослела!
– А ты, папа, как ты?
– А я… постарел, да? – с виноватой улыбкой сказал Александр Васильевич.
Боже! Лиза даже и представить не могла, что настолько!
– А как матушка?
– Ждет, ждет. Дома она. Я не хотел, чтобы она находилась в этой толпе.
Мария Ипатьевна встретила Лизу лежа. Она была слаба и очень худа. При первом же взгляде на нее Лиза остро почувствовала, что матушка давно и серьезно больна. Слезы подступили к горлу.
– Господи, как же вы в Москву-то добрались?
– Да потихоньку! Так тебя увидеть хотели! – Мария Ипатьевна держала свою дочь за руку и не отпускала.
– Мы сразу же поехали, как ты нам написала, – добавил Александр Васильевич.
– Так вы уже месяц здесь?
– Да, все боялись, вдруг тебя пропустим.
Лиза не ожидала, что матушка так плоха. Мария Ипатьевна не отпускала ее от себя, смотрела, словно не могла наглядеться, гладила ее лицо, руки, плакала. А сама все чаще проваливалась в беспамятство.
На пятый день наступило ухудшение. Было понятно, что она уходит. В тоске и слезах металась Лиза по комнатам. Ее терзало жгучее сожаление об этих двух упущенных годах, которые она могла бы провести рядом с ней. В ночь на 14 апреля послали за священником. Конец был близок. Утро принесло горестную весть.
Все в жизни познается в сравнении, и сейчас Лиза понимала, что те давние ее несчастья – ничто по сравнению с потерей самого близкого человека на свете. Теперь она беспокоилась за отца.
Александр Васильевич Лазарев очень постарел за эти два года. С одной стороны, его подтачивало постоянное беспокойство за дочь, чувство вины из-за того, что он тогда не справился с ситуацией. С другой – постоянная тревога за жену выматывала его. Мария Ипатьевна так и не смогла оправиться после тяжелой болезни дочери и, особенно, после Лизиного отъезда при таких драматических обстоятельствах два года назад. Силы медленно покидали ее, и Александр Васильевич, который очень ее любил, не знал, как вернуть ей радость жизни.
Теперь чувство одиночества оглушило его. Там, где много лет рука об руку рядом с ним шла по жизни его подруга – была пустота.
На похороны приехала из Петербурга графиня Екатерина Юрьевна Комаровская, двоюродная сестра Марии Ипатьевны. К удивлению Лизы, она не упала в обморок и не начала причитать, увидев, что ее племянница жива и здорова.
– Ну здравствуй, Лизонька! – приветствовала она племянницу. – Знаю, знаю про все твои приключения. Приезжала как-то к родителям твоим погостить в деревню, так все у них и выведала.