Тайна князя Галицкого

— Ты что, не понимаешь? Они же его «зачистят»! — указала на багажник «Вольво» девушка.

— Хочешь остаться?

— Ты собирался сдать его в музей, — прищурившись, припомнила Катя. — Значит, это уже госсобственность. Высокая историческая ценность, между прочим. Позволишь уничтожить?

— Вот зараза! — Леонтьев колебался не больше минуты. — Ладно, заберем и спрячем. А там как повезет… Тогда помогай!

Открыв багажник, капроновым шнуром Евгений обмотал сундук, к концу веревки привязал толстый кусок валежины, ветошь из багажника положил на плечо, присел, набросил веревку сверху, крепко ухватился за качающуюся на груди валежину и встал. Шнур, несмотря на подкладку, врезался в тело, тяжесть клада заставила крякнуть — но, в общем и целом, терпеть было можно.

— Пошли! — качнулся вперед Леонтьев и быстро побрел через лес.

Сил его хватило примерно на километр, до вывернутой с корнями сосны. Дерево, видать, переросло норму и не выдержало сильного порыва ветра. Под корнями-то — песок, за него крепко не уцепишься. Сбросив груз под комель, Евгений принялся копать яму. Катя встала на колени рядом и стала помогать. За полчаса они нарыли достаточно глубокое отверстие, чтобы сундук поместился туда целиком.

— Вот ведь ешкин кот, — вздохнула девушка, сталкивая рыхлый сухой песок обратно. — Всю жизнь клад найти мечтала. Но никак не думала, что самой его придется закапывать.

— Если выкрутимся, вернемся и заберем, — разровнял песок Леонтьев. — Не пропадет.

Без сундука он ощутил себя буквально летящим и сразу ускорил шаг. Месяц давал достаточно света, чтобы не налететь на деревья в редком бору, а песчаная земля позволяла не бояться глубоких ям и обрывов.

Так они шуровали часа три, пока лес, наконец, не расступился, выпуская их на дикий луг, по пояс поросший травой. В центре луга стояла довольно большая трехшатровая церковь. И судя по тому, что купола провалились, — давно заброшенная.

— Тихо! — предупредил молодой человек, трусцой добежал до храма, вблизи оказавшегося из красного кирпича, обогнул — но и по ту сторону не было видно ни единого строения, а где-то в полукилометре уже снова стояла стена леса. Никого и ничего.

— Надо же, до сих-то пор ладаном пахнет!

Женя оглянулся. Оказывается, девушка уже вошла в церковь и стояла на песке между двумя подгнившими балками — сам пол уже давно исчез.

— Интересно, откуда она здесь? — вошел он вслед за спутницей.

— Раз такой храм отгрохали, значит, поселок стоял, дворов на пятьдесят, — медленно пошла дальше Катя. — Дома-то деревянные были. Да и вообще все деревянное. Деревня умерла, дворы сгнили — ни следа, ни памяти. А церковь кирпичная. Вот и стоит, словно надгробие. Сколько их здесь в двинских землях, таких… Не перечесть. Не страна даже тут была окрест, целая цивилизация размером со всю Европу. Была да сгинула. Прямо на глазах-то наших исчезла. А никто и не заметил.

— Мир поменялся. Когда один человек способен вспахать двести-триста гектаров, места для малых деревень не остается. Жителям просто негде работать.

— Ну, и где тут твоя пашня? — спросила его девушка. — А поселка все едино больше не существует. — Она повела носом и добавила: — Вообще никакого жилья поблизости нет. Даже загадить некому оказалось. Вот аромат ладана и сохранился.

— Не видно ничего, — сказал Евгений. Света звезд и месяца не хватало, чтобы внутри здания можно было перемещаться иначе, чем на ощупь. — Но стены и крыша над головой — уже хорошо. Давай укладываться. Песок, конечно, не перина, но спать можно. А если кто близко подойдет, услышим.

— Женя, я, наверное, не смогу заснуть. Такого дня на целую жизнь хватит. Может, я просто у дверей посижу, посторожу?

— Заснешь, как миленькая, поверь моему опыту, — пробрался глубже в храм Евгений. — После таких приключений люди выключаются, словно от удара киянкой. Иди сюда, нечего на виду маячить. Ложись рядом, ямку под бедро и плечо копни, а под голову, наоборот, холмик. Давай я тебя обниму, чтобы теплее было. Все, отдыхай…

* * *

Лед на реке был еще некрепок — но широкие пляжи Ваги, прихваченные морозом, держались надежно, и всадники порою даже переходили на рысь.

Зима Северной Двины оказалась сурова. Мороз крепчал с каждым днем, и если первые три дня боярин Леонтьев легко спал на земле, подстелив кошму и накрывшись налатником, то на четвертую ночь они заворачивались в кошмы уже вместе с холопом, грея друг друга. Самым обидным при этом было то, что в светлое время по берегам частенько встречались большие и малые села, просторные избы, дымящие каменными трубами, но останавливаться засветло — означало терять десять-пятнадцать верст пути в день. На такую жертву боярин пойти не мог.

Однако на шестой день путники добрались до многолюдного богатого Емецка, вольготно раскинувшегося на обоих берегах Северной Двины, — и Басарга позволил себе трехдневный отдых с баней, вином и сытными обедами. Заботился он, правда, не столько о себе и Тришке-Платошке, сколько о конях, которым по дороге почти не удавалось нарыть себе из-под снега травы. А на одном овсе, известное дело, лошади быстро мрут из-за колик в животе.