Тайна князя Галицкого

Отдохнувшие скакуны оправдали надежды и за два дня с одним ночлегом донесли их до знаменитых Холмогор. Отогревшись в портовом городе, через день Басарга приехал в Архангельский монастырь, оттуда за один переход — в крепостицу Уну, а уже от Уны за один очень долгий переход по морскому льду добрался наконец и до разоренной молодым настоятелем Соловецкой обители.

К удивлению подьячего, остров издалека выдавал себя стуком топоров. Причем не только со стороны старого, порушенного скита, но также из других мест, не различимых из-за падающих с бурого неба снежных хлопьев. Согнанные из родных деревень на остров смерды надрывались на потеху сквернослова, не разгибая спины.

Басарга и рад бы был остановиться отдельно, никак не завися от монахов, — но зимой не забалуешь. Отогреться, поесть нормально, помыться можно лишь в теплом бревенчатом доме, более негде. Пришлось идти в уродливый барак, заменивший ныне церковные храмы. Грешно сказать: монастырь, а для службы Всевышнему всего одна неказистая часовенка имеется!

То, что подьячий увидел в бараке, и вовсе лишило его голоса: тут стояли кузнечные горны! Да не один, а целых восемь. Горели из них всего три — но в здании все равно было жарко. Мастера работали полуголыми, только в штанах и кожаных фартуках. Двое ремонтировали кирки, наваривая на них кромки, еще двое то ли делали, то ли тоже латали длинную тележную ось.

— Здрав будь, мил человек. Вот, испей с дороги, — подошел к Басарге благообразный монах, протянул ему ковш с водой. Оказывается, тут были и такие, иноки нормальные. — За благословением приехал али нам в помощь Господь послал?

— Это подьячий Монастырского приказа боярин Басарга Леонтьев. — В этот раз настоятеля искать не пришлось, сам подошел. Такой же, как и раньше, ухоженный, вычищенный и пахнущий свежим дрожжевым хлебом. — Вестимо, еще одну ябеду отписать желает, как заброшенная обитель, на острове вымерзающая, вконец изничтожена.

Оказывается, молодому игумену уже успели донести об отчете подьячего.

— Я человек служивый, лгать не приучен, — отрезал Басарга. — Что увидел, о том государю и поведал.

Филипп покивал в ответ со слабой усмешкой, слегка поворотился к иноку:

— Отец Никодим, гости наши устали, мыслю, с дороги и проголодались. Вели тюфяки им в стороне от горнов кинуть и пирогов принести. Уж не обессудь, боярин, живем аскетично, — обратился он уже к Басарге. — Железа для нужд наших зело много надобно, посему с него начать и порешил. С горнов кузнечных. Покамест тут и сами обитаем. Зато тепло.

— Государь зараз тебя в келью замуровывать не стал, — глядя в бесстыжие глаза чернеца, без околичностей заявил боярин. — Послал еще раз глянуть, истинно ли ты обезумел али успел одуматься? Ныне без писцовых книг обойдемся. Обитель мне покажешь, да я и поеду.

— Отчего же ты такой мстительный, боярин? — кротко удивился настоятель ровным голосом. — И ладно бы, я тебя побил. Ладно бы, я тебя по пьяной глупости бесчестил. Но ведь это ты на меня кинулся и рот разбил до крови!

— Мало тебе досталось, — не сдержав ненависти, выдохнул Басарга. — Ничего, попомнишь нашу встречу.

— Прости тебя Бог, боярин. Не ведаешь, что творишь.

— Отчего не ведаю? Монастырь осмотреть хочу по царскому повелению.

— Так завтра покажу.

— Так сразу и уеду, отец Филипп, — пообещал Басарга. — А то, боюсь, не сдержусь и снова грех на душу возьму.

— От оно как? — удивленно вскинул брови настоятель. — Ну, я тогда, пожалуй, отойду.

Северные дни коротки. Посему смотреть обитель отец Филипп повел боярина около полудня, когда наконец поднявшееся солнце, едва осветив остров, уже опять собралось укатиться за близкий горизонт.