Тайна князя Галицкого

— Токмо холодное, боярин, — сцапала деньги женщина и расцвела улыбкой. — Коли вкусно снедать хочется, так на торг топать надобно. Погреб у тебя, почитай, пуст, Басарга Еремеич. Видела, яблок моченых бочонок имеется, капуста квашеная да солонины маненько. Рази токмо вино кушать будешь?

Басарга подумал и снова полез в кошелек. Достал уже полтину, дал княжьей няньке:

— Купи чего-нибудь, чтобы на стол поставить. Ну, и про себя не забудь.

— Благодарствую, боярин! Ну, коли так, то солонину я ныне на хлеб порежу, да капусту и яблоки принесу. Однако же баню пусть холоп твой топит! Наказ у меня строгий: как вернешься, хозяйку немедля упредить. Но я, с дозволения твоего, на пути обратном на торг заверну, и ужин у тебя будет таков, что пальчики оближешь!

— Уговорила, Варвара. Ступай!

С домашней баней хозяин с холопом, разумеется, управились сами. И протопили, и помылись, и отогрелись. А когда, распаренные, перебежали заснеженный двор и заскочили в дом, здесь уже витал аромат жаркого, на столе стояли кубки, чаши со сластями и бутылки немецкого вина. Свечи трехрожкового светильника выхватывали из темноты трапезной только одно лицо — улыбающейся княжны Мирославы Шуйской.

— Пришли? — громко спросила от плиты Варвара, сбросившая из-за жары в прогретом доме и душегрейку, и половину юбок, а вместо шапки повязавшая голову платком. — Вы как чуяли!

Она немного подсуетилась у очага и быстро перенесла на стол два блюда. На одном грудой лежали целиком запеченные перепела, на другом — короткие деревянные вертелы с заячьими почками. Тришка-Платошка громко принюхался и жалобно почавкал.

— Давай, возьми чего-нибудь, — дозволил Басарга.

Холоп сцапал два вертела, птичью тушку и ушел к печи наслаждаться угощением, а молодой боярин сел за стол напротив княжны. Он не знал, насколько посвящена нянька Мирославы в их отношения, а потому говорить что-либо при Варваре не решался. Налил вина девушке, себе. Глядя друг другу в глаза, они выпили, потом так же молча поели, не отрывая взоров друг от друга. Выпили еще. Наконец гостья промокнула губы тряпицей и тихо спросила:

— Исполнил ли ты поручение госпожи моей, царицы Анастасии?

— Конечно же, госпожа моя. Образ и крестик, в пустыне Важской освященные, в сумке моей спрятаны, в горнице наверху.

— Так пойдем же скорее, ты мне их передашь!

Они встали из-за стола, чинно поднялись на второй этаж, но едва скрылись от глаз прислуги — тут же кинулись друг к другу, жадно целуя.

— Ты забыл взять огонь… — тяжело дыша, заметила княжна. — Как же найдешь икону?

— Придется ждать рассвета, — подхватил ее на руки Басарга и понес в спальню.

— Придется, — смирилась Мирослава, закинув руки ему за шею.

Однако ушла царская кравчая все-таки задолго до утра… Чтобы после полудня принести от царицы слова благодарности. И еще вечером — чтобы передать, что государыня Анастасия желает его видеть. И на следующий день — извиниться, что ныне она занята. А потом, что подьячего все же ждут через вечер. И снова — сказать, что приглашение остается в силе.

Похоже, царица совсем не жалела прекрасных ножек своей кравчей…

* * *

С царственной парой Басарга встретился в Зеленой горнице. И вновь увидел их светлыми и распаренными, пахнущими баней и вином. Похоже, супруги любили слушать боярина Леонтьева именно во время благодушного отдыха, удерживая друг друга за руку и витая мыслями где-то совсем далеко.

— …словно божественное откровение сошло на обитателей Ваги минувшим летом, — в подробностях рассказал о Трехсвятительской пустыни подьячий. — Просветлели они сердцем, отправились к обители и обновили храмы, в ней стоящие, возвели стены новые и крепкие, с четырьмя башнями и церковью надвратной. И многие в монастыре сем трудились без корысти всякой, а иные и вклады сделали большие. И вознесся храм над водами в считаные недели, ровно родился заново!

— Я для сего места чудесного колокола отлить повелела, — мило улыбнулась Анастасия мужу. — Пусть о молебнах и праздниках людям православным возвещают. Каждый удар сей означен молитве за нас с тобой будет.

— Я тоже сделаю вклад ради его благополучия, — согласно кивнул Иоанн.

— А что с пустынником странным, — вспомнила царица, — тем, что в море северном в игумены избран?

— Безумен он, госпожа, — с сожалением приложил руку к сердцу Басарга. — В помутнении рассудка своем возжелал Москву вторую на скале мертвой середь вод ледяных возвести!

— Это как? — заинтересовался государь.