Тайна князя Галицкого

— Ну-у… За последний день ты два раза спас мою жизнь. Теперь я, как честная девушка, должна тебе отдаться. А ты меня даже не полапаешь. Обидно, слушай! У меня вырабатывается комплекс неполноценности.

Леонтьев в ответ просто пожал плечами.

— Поначалу я решила, что ты гомик, — призналась из-за спины Катя. — Даже дразнить пыталась. Ты заметил? Но после того, что ты там, на болоте, учудил, понятно, что мужик. Настоящий бухгалтер! И ведь хоть бы в примерочную заглянул, когда я переодевалась!

— Это неприлично.

— Фи, какие мы правильные! — фыркнула девушка. — Нормальные люди такими не бывают. Подожди, дай подумать… Я так полагаю, пару лет назад какая-то прошмандовка завладела твоим сердцем. Сперва обрадовалась, потом сунула в рот, почавкала, поморщилась, да и выплюнула к чертям собачьим. И ходишь-то ты с тех пор без сердца и всех баб тайно ненавидишь.

— Ну, а ты, девочка пятидесяти четырех лет, — сказал, глядя прямо перед собой, Евгений, — прискакала в Москву, чтобы в постель к идиоту какому-нибудь забраться, а потом принудить на тебе жениться, прописаться, а после развода половину его жилплощади оттяпать. И вот оно, счастье!

— Упс-с, обиделся, — озабоченно пробормотала Катерина. — Значит, попала в точку. Извини, не хотела.

— Ни фига не попала, — поморщился Женя.

— Да ладно, не бери в голову. Бабы-дуры, помнишь-то? Кроме меня, конечно же. Я, если бы захотела, тебя бы в первый же день выдрессировала, ты бы на задних лапках бегал, тапочки в зубах носил и от счастья млел, когда бы я тебе за ушком чесала. Просто поленилась.

— Ага, — усмехнулся Евгений.

— Ты же весь из себя бестолковый и зашуганный. И машина у тебя на ладан-то дышит, цена сто рублей в базарный день. Думаю, тебе самому жить негде…

— Не бойся, есть, — сознательно поддался на нехитрую уловку Леонтьев. — Двухкомнатная квартира почти в центре. Правда, с мамой. Но смысл соблазнить налицо. Когда начнешь?

— О-о, да ты завидный лох, нужно брать… — Девушка приподнялась и обняла его сзади за шею. — Щас-щас… Как же мне проникнуть в твою уютную квартирку? Тут, главное, лапу просунуть, а там и всей птичке пропасть. Ага… Предлагаю-то уговор. Хочешь, я найду тебе твою школу? Если не смогу, исполняю два любых твоих желания. Если найду, то два месяца живу в твоей комнате. Заметано?

— А что мы скажем маме?

— Скажем, что я твоя любовница. Не дрейфь, в твоем возрасте это нормально! Мама еще и обрадуется. Небось, тоже подозревает, что ты гомик. Заметано? — повторила она.

— И не боишься с чужим мужчиной в одной комнате жить?

— Смеешься? — Катя отпустила его шею и легла рядом на спину, старательно заглядывая в глаза. — Если уж ты сейчас меня не трогаешь, чего мне потом бояться?

— Классные сиськи, — опустил на нее глаза Женя.

— Спасибо! Ну что, договорились?

— Нет, — поднялся он. — Отвернись, я тоже хочу искупаться.

* * *

Еще отъезжая из Москвы, Басарга уже знал по предыдущему опыту, что это надолго. Конец сентября на дворе. Значит, в усадьбу он попадает незадолго до ледостава. Придется ждать, пока схватятся реки, пока встанут зимники, да и возвращаться верхом. А лошадь не струг — ее кормить и поить надобно и отдых давать.

Именно так все и вышло. В середине октября, уже под первыми снежинками, холопы вытащили на берег струг и стали разгружать его, готовя к долгой зиме. Подьячий же, исполняя царский приказ, отправился в пустынь, заказывать поминальные службы и передавать деньги.

По пути туда он даже не остановился в Корбале, погруженный в мысли о заточенной в монастырь Мирославе. В разговоре с братией пару раз оговорился, назвав именем княжны почившую царицу. Однако служба, исповедь и причастие успокоили душу боярина. По приглашению монахов, чтящих его чуть не наравне с преподобным Варлаамом, Басарга остался на обед. За минувшие годы число иноков пустыни выросло до трех десятков, многие были зело крепки и рукасты, и кушанья варили — пальчики оближешь.

Возвращаясь сытым и успокоенным, возле лавки книжницы Леонтьев натянул поводья. Боярин знал, что острая, режущая связь, которая перед лицом беды превратила его и княжну Мирославу в единое целое, больше не позволит ему размениваться на обволакивающие объятия Матрены, на ее тягучие ласки и спокойную преданность. Однако в доме книжницы подрастали двое румяных мальчишек и одна задумчивая девчонка. И увидеть их Басарге очень хотелось.

У калитки Басарга набросил поводья на воротной столб, отпустил подпругу кобылке, толкнул дверь. Книжница, услышав слабый скрип, выглянула на крыльцо, а потом выскочила, как была, в одной поневе, обняла и крепко прижалась щекой к груди.

— Господи, я так истосковалась! Страху натерпелась, ни словом сказать, ни пером описать. Где это видано: гонец появился — тем же часом в лодку и на два месяца без единой весточки! Пойдем, идем скорее. Ты совсем замерз. Я тебя отогрею.

Басарга взглянул в ее голубые глаза, поцеловал их и понял, что жестоко ошибался. Его сердце всегда оставалось здесь…