Тайна князя Галицкого

— Нет, не сегодня! — остановил друзей Басарга. — Что же мы тут свалимся, как снег на голову? Еще свидимся, в двух шагах живем. Ныне до усадьбы давайте доедем, расположимся, отдохнем, в баньке попаримся. Опосля навестим.

— Заходите, бояре! — улыбнулась Матрена. — Квасом ореховым угощу, не пожалеете.

— Ну надо же, книжница здесь! — моментально набросились друзья на Басаргу, едва они отъехали от селения. — Как появилась? Где ты ее нашел, откель взялась?

— На торгу случайно встретил, — пожал плечами боярин Леонтьев. — На нее там батюшка местный наседал. Книги-то светские, сами знаете, у многих святых отцов не в чести. Вот я ее вместе с лавкою и забрал. Тут место торное, к мощам целительным Варлаама Важского народ ныне каждый день десятками идет, многие по пути и к ней заворачивают. Нет-нет, да чего и купят.

— Ну, знамо дело, — улыбнулся боярин Булданин и скривился, потирая раненое место. — Молодец, не упустил. Хорошо хоть теперь за ум взялся. Такая девка по нему сохла, а он нос воротил. Одобряю.

Они миновали бор, пересекли поле, спустились на Ледь, проскакали сотню саженей по ее льду и спешились у ворот усадьбы.

— Басарга! Наконец-то! — сбежала с крыльца просто одетая женщина в душегрейке поверх платья и с пуховым платком на голове, кинулась подьячему на шею: — А я уж не чаяла, что и думать! Отъехал по недолгому делу и пропал на полгода! Вся от неизвестности извелась!

Илья Булданин изумленно крякнул, перекрестился, развернулся, вышел за ворота, завернул за столб, а потом осторожно выглянул из-за него.

Тимофей Заболоцкий только охнул и тоже перекрестился.

— А это кто? — крепко прижалась к груди хозяина усадьбы Мирослава. — Гости твои? Из Москвы?

И она отвернула лицо.

— Да увидели, чего уж теперь, — вздохнул Софоний. — Или, может статься, обознались?

— Нет, не обознались! — поворотившись обратно, гордо вскинула подбородок женщина.

Боярин Зорин вздохнул еще раз, куда тяжелее, приложил руку к груди, низко поклонился:

— Почтение тебе наше, княжна Шуйская.

Во дворе усадьбы у кого-то с грохотом покатилась по доскам бадья.

— Я пойду, — все еще удерживая любимого за руки, сказала Мирослава. — Поднимайся скорее.

— Лучше бы мы обознались, — тихо молвил Софоний, провожая ее взглядом. — Чует мое сердце, добром это не кончится.

— А я и не видел ничего, — снова вошел в ворота боярин Илья. — Припозднился.

— Я же просто ничего никому сказывать не стану, дабы за умалишенного не приняли, — пообещал Тимофей Заболоцкий.

— Мы-то смолчим, — покачал головой боярин Зорин. — А вот смолчит ли она? Засиделась, похоже, птица-лебедь у тебя, Басарга, на свободу рвется. К царскому двору привыкла. Мышкой-норушкой жить непривычна. Потому-то нам и показалась.

— Но, однако, друже, ты хва-ат! — похлопал боярина Леонтьева по плечу Илья. — Всякого ожидал, но чтобы на такое замахнуться… Удалец!

К чести побратимов, про княжну они более не вспоминали, словно никогда и не видели. Хотя Мирослава показывалась им еще несколько раз, но ненадолго. Все же она жила в усадьбе не хозяйкой — а потому интересоваться удобством и пожеланиями гостей ей было не нужно и к столу выходить ни к чему.

Зато Матрене-книжнице гости подарили в складчину богатую горностаевую шубу и горлатную шапку, устроив-таки скромную пирушку в ее доме, восхваляя достоинства хозяйки.

Уже подросшие старшие сыновья торговки ходили с круглыми от изумления глазами: такое преклонение московских бояр перед их матерью, наверное, навсегда сокрушило привычный для подростков образ мироздания. Восьмилетняя Аленка пока еще ничего не понимала, но бегала среди гостей, по очереди забираясь каждому из них на колени.

Как Матрена объяснила такое уважение сыновьям — Басарга не знал. Впрочем, книжница и без того разительно отличалась от остальных женщин Поважья. И торговала не тем, чем все прочие, и жила одна, ни к кому не прислоняясь, да еще и в школе монастырской детей вместо чернецов учила. Не всему, конечно, токмо счету и письму — но и то диво редкостное.

Сиротский приют, кстати, несмотря на отъезд боярина, жизнь свою все равно начал. Тумрум позаботился о том, чтобы появились мебель и постели, Матрена-книжница принесла пособия и чернила, бересту для письма подростки надрали сами, часовню освятил игумен Трехсвятительской обители. И вскоре после Покрова, когда закончились полевые и огородные работы, в горницы для занятий впервые пришли два с половиной десятка детей из всех деревень леонтьевского поместья. Настоящих сирот, не имеющих крова над головой, покамест в приюте не было. Но в опочивальнях на неделе оставались подростки из Замошья, Новоледи и Починка, до которых от усадьбы было не меньше пяти верст пути.

В богоугодном заведении побратимы тоже отметились, устроив показательную схватку на саблях и топорах, продемонстрировав мастерство стрельбы из лука, а затем, к восторгу мальчишек, принялись учить стрельбе и фехтованию их самих.