Тайна перламутрового дракона

Ана сжалась, на мгновение застигнутая стыдливостью, и тут же дернулась от предательской боли. Закусила губу, зажмурилась, не желая выдавать себя, и тут же почувствовала, что и Хедин замер. Мышцы словно обратились в камень, спина налилась свинцом. Ана вогнала ногти в ладони, чтобы только не заплакать. Нет! Почему? Она не так хотела! Только не отталкивать любимого, не оставлять его разочарованным!

Не в первую же ночь и не после всех его мучений!

— Я… сейчас… — только и выдавила она и вдруг ощутила, как ее лицо умыли короткие нежные поцелуи.

— Ана! Девочка моя! Если совсем никак… Только скажи!..

Как же ей нравилось, когда он называл ее своей девочкой! От любого другого это звучало бы унизительно и просто непристойно, а Хедин ласкал этими словами, заботясь, восхищаясь, мягко присваивая и как будто окутывая своей любовью. И Ана понимала, что ничего плохого с ней рядом с ним не случится. Хедин не допустит. Защитит. Укроет. Отдаст всего себя.

— Скажи еще, — попросила она, осторожно касаясь его спины. — Хочу услышать. Хочу знать… Хочу поверить, что только я…

— Только ты! — выдохнул Хедин, не прекращая поцелуев. — Единственная… Гордая… Непокорная… Я каждый взгляд твой помню… Я за твою улыбку в огонь пойду… Девочка моя… Счастье мое!..

— Хедин!.. — Ана так крепко обхватила его за шею, что вынудила потерять равновесие и уронила на себя. Дыхание перехватило у обоих, и в ту же секунду Ана поняла, что не ощущает боли. А тяжесть мужского тела снова будоражит, и костер внутри разгорается с новой силой, и ощущение полного, безграничного соития с любимым убивает последние страхи и требует продолжения.

— Голубоглазый, — завлекающим голосом позвала она. И с восторгом почувствовала, как Хедин откликнулся…

Глава тридцать восьмая: Двое… и все остальные

Ана с нескрываемым любопытством поглядывала на откинувшегося на подушку мужа. Хедин не стеснялся наготы — что при наделенной его богами стати было совсем не удивительно, — и чего нельзя было сказать об Ане, впитавшей скромность и благочестивость с молоком матери. И все же она не могла удержаться, чтобы при красноватом свете заходящего солнца не изучать мужа, замирая, и восхищаясь, и с трудом веря, что он теперь принадлежит ей.

«Только ты! Единственная! Счастье мое!»

И не надеялась когда-нибудь услышать такие слова от всем известного повесы. Кидала ему в лицо обвинительные фразы и плакала в подушку, понимая, что влюбилась не в того парня и что с ним ей никогда не обрести семьи и счастья.

Глупая неверующая курица! И как только боги не разгневались на нее и не отняли любимого окончательно? Много ли там надо было, чтобы добить? Вон у него рана какая страшная, едва не лишившая руки. А если бы Создатели не сжалились?

Ана тряхнула головой, отгоняя печальные мысли. Стоило ли отдаваться им сейчас, когда она не только вернула Хедина, не только вышла за него замуж, но и стала с ним одним целым? Приняла, прочувствовала, узнала до конца? И впервые в жизни ощутила себя настоящей женщиной?

Любимой женщиной…

— Нравлюсь? — не укрылись от Хедина ее изучающие взгляды, и он с довольной усмешкой посмотрел во вспыхнувшее лицо Аны. Чай, не привыкла с мужчиной одну постель делить. А у него даже сил прикрыться не было. После тех ощущений, что Ана ему подарила…

А ведь не рассчитывал особо ни на что. Помнил, конечно, о пылкости молодой жены, но пятидневный поход вкупе с больной рукой и первым Аниным разом давали понять, что довольствоваться нынче придется малым. А скорее всего, и вовсе остановиться на полдороги, оставив удовлетворение до лучших времен.

Забыл о милости Создателей. Они уж если награждают, то не скупятся.

Само осознание того, что ему принадлежит Ана — самая светлая, самая нужная, самая восхитительная девчонка на свете — обостряло чувства донельзя, а ее отзывчивость, ее невинность, ее зависимость от него, ее любовь к нему доводили до изнеможения без всякого содействия.

Его девочка! Теперь совсем его!

Ни одним словом ей не солгал — и стыдно не было ни за одно из них. А ведь явил себя отнюдь не опытным сердцеедом. Тоже свою зависимость от Аны открыл. Но притворяться перед ней казалось предательством. После всего, что она от него вынесла. И после того, какое счастье подарила…

— Другого не будет. Уж об этом я позабочусь.

Самодовольный тон появился сам. Хедин отлично знал, что Ана терпеть его не может и вспыхивает от такого почище сухой хвои. Но — эндов характер! — перед ней всегда хотелось распушить хвост. Показать свое превосходство над всеми. Чтобы она даже мысли не допускала, что найдет кого получше него.

И общая постель ничего не изменила.