Аттина покачнулась и вынуждена была ухватиться за стол. Взгляд ее метался по комнате.
Что стало с Юлианом…
Неужели?!
Амир открыл книгу, которую держал в руках, просто чтобы хоть чем-то занять руки.
На форзаце ровным и вытянутым, как деревянный забор, почерком было выведено:
– Ты ведь остался последним из Барлоу? – медленно спросил Амир, не сводя взгляда с подписи.
– Коллингвуды устроили грандиозную резню, узнав о Договоре. – Взгляд Юлиана стал пронзительным.
– Ну а ты выжил, потому как сам его и заключил? – Амир не очень-то верил в то, что это правда, но должен был спросить.
Юлиан неторопливо отложил книгу и поднялся на ноги. Он заглянул Амиру через плечо, заметил подпись и холодно улыбнулся.
– Прижизненное издание. Для него эта книга была особенной. – Юлиан бережно перевернул страницу. Жест не выглядел угрожающим, но Амиру захотелось отодвинуться.
– Про Договор можешь рассказать, в этом нет никакой тайны, – тихо произнес Барлоу. – Но если сболтнешь кому-нибудь про свои догадки, мне придется тебя убить. В День Сопряжения Круг откажется от силы, и все закончится.
Амир повернул голову и прямо взглянул в глаза Юлиану.
– Я буду молчать, но не потому, что боюсь тебя…
– А вот это очень зря, – фыркнул Барлоу, отстраняясь. – Полукровка ты или кто, пока Договор не соблюден, я буду неуязвим.
– …а потому что считаю тебя другом, – не обращая внимания на слова Юлиана, продолжил Амир. – Ты имеешь право хранить свои тайны, Старший.
Под прямым открытым взглядом Гатри-Эванса Юлиан как-то поник и отвел глаза.
– Не заставляй меня снова к кому-то привязываться, – тихо и как-то невыносимо печально произнес он. – Ты говоришь как Ида… твоя пра… прабабка? Знаешь, что с ней случилось? Она умерла! Все умерли. Каждая потеря оставляет на сердце шрам, и на моем уже не осталось живого места. – Юлиан помолчал. – Время не лечит, кто бы там что ни говорил. Величайшая глупость идеалистов.
Амир смотрел на древнее существо, еще вчера выглядевшее как агрессивный подросток, и впервые в жизни не знал, что сказать или как реагировать.
Практичный и сообразительный Гатри-Эванс чувствовал, как его захлестывает чужая невыразимая печаль, которой и вправду было слишком много для одного человека.
– От Богов лучше держаться подальше, – неожиданно сказал Юлиан, словно бы без сил опускаясь обратно на диван. – Смертным не стоит иметь с ними дела. Я был уверен, что поступаю правильно, но… что такое «правильно», если последствия оказались во сто крат хуже, чем если бы я просто оставил все как есть и отвернулся?!
Злая циничная маска привычного Юлиана Барлоу трескалась, осыпаясь уродливыми осколками.
Если Аттина всего за несколько месяцев своих снов об ускользающей, чужой, позабытой жизни всерьез опасалась лишиться рассудка, каково же тогда Юлиану Барлоу, видевшему все наяву?
Амир решительно направился в кухню и через минуту вернулся с двумя банками пива.
Звонкий щелчок вывел Юлиана из оцепенения. Он недоуменно взглянул на запотевшую банку, словно не понимал, что с ней нужно делать.
Сунув ему в пальцы «допинг», Амир уселся прямо на ковер.