– Нет, другие, конечно, тоже, но 143-й обязательно! Говорил, что в правильном его прочтении содержится ключ…
Епифаний не договорил и замер, оглушенный неожиданной мыслью.
– Ключ, отец Феона! – закричал он, возбужденно колотя рукой по тетради.
Феона широко и довольно улыбался, оглядывая своих молодых учеников. Он уже знал ответ.
– Маврикий, не обижайся, ты не виноват, – приободрил монах послушника, – бери перо и записывай. А ты, брат Епифаний, – обратился он к молодому иноку, – читай псалом. Читай слово в слово, как отец учил!
Молодому монаху не потребовалось даже небольшого сосредоточения. Он встал перед Маврикием и начал наговаривать ему текст псалма строка за строкой, легко и непринужденно, ни разу не сбившись:
«Благословен Господь, моя Скала, Он мои руки учит воевать, мои пальцы – сжимать оружие.
Он мне опора, прибежище, оплот, Он мой щит и моя надежда, Он подчиняет мне мой народ.
Что такое человек? А Ты заботишься о нем! Что любой из людей? А Ты думаешь о нем!
Человек – что дуновение ветра, дни его исчезают, как тень.
Господи, склони небеса и сойди, прикоснись к горам – пусть задымятся.
Блесни молнией – и рассей врагов, обрати их стрелами в бегство.
Протяни с высоты Свою руку, из пучины меня вытащи, от чужеземцев спаси:
их уста говорят ложь, и рука их неправду творит.
Боже! Новую песнь воспою Тебе, на арфе десятиструнной буду играть Тебе,
Ты даруешь спасение царям, избавляешь Давида, раба Твоего, от меча лютого.
От чужеземцев избавь меня, спаси: их уста говорят ложь, и рука их неправду творит.
Да будут сыны наши как поросль молодая, а дочери – как колонны, украшение дворца.
Да будут наши закрома полны, обильны всяким добром. Да пасутся на наших лугах тысячи, десятки тысяч овец.
Пусть быки наши будут крепки, пусть не будет ни падежа, ни выкидыша. Пусть не будет вопля на улицах наших.
Блажен народ, который так живет! Блажен тот народ, чей Бог – Господь!»
Закончив говорить, Епифаний глубоко вздохнул и шумно выдохнул, что выдало его волнение, которое он всеми силами старался скрыть от товарищей. Маврикий в это время, дописав до конца, с уважением посмотрел на него и перевел взгляд на учителя, стоявшего рядом.
– Отче, закончили! – произнес он, блаженно улыбаясь.
Феона взял тетрадь в руки и, листая, сравнил оба текста 143-го псалма. Сделанный Маврикием ранее и записанный сейчас. Сравнение заставило монаха время от времени удивленно цокать языком и восторженно качать головой. Игумен Пимен его упоил своей искусной работой. Тут явно сказывалась долгая и удачливая служба на военном и дипломатическом поприще. Оба текста внешне практически не отличались друг от друга, но в каждой строчке одно или два слова либо были переставлены местами, либо заменены другими, либо просто опущены, что сразу превращало зашифрованную запись в набор бессмысленных выражений.
– Ну что же, дети мои! – заметил монах, полностью насладившись увиденным. – Теперь можно приступить к главному. Давайте уже разгадаем тайну псалтыри? Очень надеюсь, что все нечаянности остались позади, хотя то, что я уже увидел, заставляет меня быть осторожным с выводами.
Феона раскрыл свернутый вчетверо лист с таблицей ключей, тщательно выписанной прошлый раз аккуратным Маврикием, и, положив его рядом с готовым текстом, стал наговаривать послушнику слова из псалма, взятые в нужной последовательности. Постепенно на чистый лист бумаги лег текст довольно туманного содержания:
«Благословен Господь наш! Ты думаешь, что закрома полны и обильны всяким добром? Блажен человек! Сойди с улиц, где народ живет. Склонись. Сойди с высоты в пучины, и будут в скале опоры с высоты той. Прикоснись к горам, и будут там колонны. У колонны блесни молнией, пусть задымятся небеса. Рассей тень, и будет дуновение ветра, и ты иди за исчезающей тенью. Да будут сыны и дочери тебе стрелами. И дарует тебе Господь прибежище, и там будет щит и опора. Обрати щит. Протяни руку, и будут пальцы твои сжимать опору. Вытащи и склони с высоты ту опору, и даруют наши закрома тебе украшения дворца Давида! Ты, чей Бог – Господь!»
После того как текст был полностью записан и прочтен, наступила неловкая пауза. Лицо Феоны вытянулось и посерело, он выглядел явно обескураженным. Не менее озадаченным оказался и Епифаний, который ровным счетом ничего не понял из прочитанного. Зато Маврикий, напротив, демонстрировал исключительную жизнерадостность и решительность.
– Отче, теперь мы можем пойти и взять сокровища царя Давида? – воскликнул он с наивным ликованием, которое переполняло душу и деятельно рвалось наружу.
– Почти, – согласился Феона и повторно погрузился в прочтение замысловатого документа.
– Ну, князь Петр Михайлович, тут ты сам себя перещеголял, зачем такие сложности? – ворчал он, водя рукой по записям в тетради.
В то же время Маврикий, пребывавший в мечтаниях совсем не долго, вернулся в свое обычное состояние, и его естество изнывало под гнетом роящихся в голове вопросов. Не выдержав, он задал, пожалуй, главный из них, который мучил с тех пор, как послушник оказался втянутым по собственной воле в эту загадочную историю.